— Надо подумать, когда нам выезжать. Чем скорее, тем лучше. Осталось прирезать свиней, засолить мясо и уложиться. Чем быстрее все это сделаем, тем лучше.
Ной поддержал его:
— Если взяться за дело как следует, так завтра все будет готово. Послезавтра и поедем.
Им возразил дядя Джон:
— Днем, в жару мясо не остынет. Неподходящее время для убоя. Что с парным мясом будем делать?
— Давайте прирежем сегодня. За ночь все-таки немного остынет. Поужинаем и прирежем. Соль есть?
Мать сказала:
— Да. Соли много. И два хороших бочонка есть.
— Так вот, так и сделаем, — сказал Том.
Дед заерзал на месте, стараясь встать.
— Темнеет, — сказал он. — Есть хочется. Вот приедем в Калифорнию, я там с виноградом не расстанусь, так и буду ходить с кистью: чуть что — и в рот. Ей-богу! — Он встал, и остальные мужчины тоже поднялись.
Руфь и Уинфилд как одержимые скакали в пыли. Руфь сдавленным голосом прошептала Уинфилду:
— Резать свиней, и в Калифорнию. Резать свиней, и в Калифорнию — все сразу.
И Уинфилд окончательно обезумел. Он приставил палец к горлу, сделал страшное лицо и, слабо вскрикивая, закружился волчком.
— Вот старая свинья. Смотри! Вот старая свинья. Руфь! Смотри, сколько крови! — Он пошатнулся, рухнул на землю и задрыгал руками и ногами.
Но Руфь была постарше, и она чувствовала, что в эти дни творится что-то необычайное.
— В Калифорнию! — снова повторила она. Таких великих событий в жизни у нее еще не было.
Старшие пошли сквозь густые сумерки к освещенной кухне, и мать подала им мясо и свекольную ботву в оловянных тарелках. Но прежде чем приняться за еду самой, она поставила на плиту большую круглую лохань и развела жаркий огонь в топке. Потом принесла несколько ведер воды, налила лохань до краев и поставила вокруг нее еще несколько полных ведер. Кухню заволокло паром. Все наспех поели и вышли за дверь, чтобы посидеть там, пока вода не закипит. Они сидели, глядя в темноту, глядя на падавший на землю светлый квадрат от фонаря, в котором двигалась бесформенная тень деда. Ной старательно ковырял в зубах соломинкой. Мать и Роза Сарона мыли тарелки и ставили их горкой на стол.
И вдруг все, как по команде, принялись за дело. Отец поднялся и зажег второй фонарь. Ной достал из ящика на кухне кривой нож и подточил его на маленьком стертом точильном камне. Потом положил нож и скребок на колоду у дверей. Отец принес две толстых палки, заострил их с обоих концов топором и обвязал посредине крепкой веревкой.
Он ворчал:
— Зря распорки продали, ни одной не осталось.
Вода на плите клокотала, от нее валил пар.
Ной спросил:
— Как сделаем? Туда воду понесем или сюда свиней?
— Сюда свиней, — ответил отец. — Свинья не кипяток, ее не расплещешь, не ошпаришься. Вода закипела?
— Сейчас будет крутой кипяток, — ответила мать.
— Ладно, Ной, Том, Эл, пойдемте в хлев. Я понесу фонарь. Зарежем их там и притащим сюда.
Ной взял нож, Эл — топор, и все четверо пошли к хлеву; фонарь, которым отец освещал дорогу, бросал желтые блики им на ноги. Руфь и Уинфилд побежали вприпрыжку за ними. Пройдя в хлев, отец наклонился над загородкой и поднял фонарь. Разбуженные молодые свиньи завозились, настороженно хрюкая. Дядя Джон и проповедник подошли помочь.
— Ладно, — сказал отец. — Бейте. Подтащим их к дому, там спустим кровь и ошпарим. — Ной и Том перешагнули через загородку. Они сделали свое дело быстро и ловко. Том ударил по разу обухом, а Ной наклонился над повалившимися свиньями, нащупал артерию и, вспоров ее своим кривым ножом, спустил пульсирующую кровь. Потом отчаянно визжащих свиней перетащили через загородку. Проповедник и дядя Джон поволокли за задние ноги одну свинью, Том и Ной — другую. Отец шел за ними с фонарем, и в пыли, пропитавшейся черной кровью, протянулись от хлева две дорожки.
Когда свиней подтащили к дому, Ной отделил ножом сухожилия на задних ногах и вставил распорки; свиные туши повесили на балки, выступавшие из-под навеса крыши. Потом мужчины принесли кипяток и ошпарили черные свиные туши. Ной взрезал их и выпотрошил внутренности прямо на землю. Отец заострил еще две распорки, чтобы как следует провялить убоину, а Том и мать счищали тем временем щетину скребком и тупой стороной ножа. Эл принес ведро, сложил туда внутренности и пошел выкинуть их подальше от дома; за ним с громким мяуканьем побежали две кошки, и собаки тоже кинулись туда, рыча на кошек.
Отец сел в дверях, глядя на освещенные фонарем свиные туши. Щетину всю соскребли, и теперь кровь медленно капала в черную лужу на земле. Отец встал, подошел к подвешенным тушам, потрогал их рукой и снова сел на порог. Бабка и дед отправились спать в сарай, и дед нес фонарь с зажженной свечой. Остальные молча сидели у дома. Конни, Эл и Том прямо в пыли, прислонившись к стене, дядя Джон на ящике, отец на пороге. Только мать и Роза Сарона продолжали убираться на кухне. Руфь и Уинфилд клевали носом, но старались побороть дремоту. Они сонно переругивались в темноте. Ной и проповедник присели рядом на корточки, лицом к дому. Отец беспокойно почесался, снял шляпу и запустил пальцы в волосы.
— Завтра с самого утра засолим свинину, потом надо все погрузить, кроме кроватей, а послезавтра двинемся. Работы всего на каких-нибудь несколько часов, — неуверенно проговорил он.
Том перебил его:
— Вот и будем слоняться весь день, выискивать, что бы такое сделать. — Остальные беспокойно шевельнулись. — Закончить бы сборы к рассвету да выехать, — заключил Том. Отец потер ладонью колено. И тревога охватила их всех.
Ной сказал:
— Может, мясу ничего не сделается, если его сейчас засолить? Разрежем на куски, так еще скорее остынет.
Дядя Джон первый заговорил напрямик, не выдержав напряжения.
— Чего мы ждем? Поскорее бы покончить со всем этим. Ехать так ехать.
Его поддержали остальные.
— Поедем, что в самом деле? Отоспимся дорогой. — Им уже не сиделось на месте.
Отец сказал:
— Говорят, туда две тысячи миль! Надо выезжать. Ной, давай разрежем туши, а потом будем грузить вещи на машину.
Мать выглянула из-за двери.
— А вдруг забудем что-нибудь, ведь в темноте не видно.
— Рассветет, тогда проверим, все ли взято, — сказал Ной. Несколько минут они сидели молча и думали. Потом Ной встал и начал точить нож на маленьком стертом точиле. — Ма, — сказал он, — убери со стола. — Потом подошел к свиной туше, провел ножом вдоль хребта и стал снимать мясо с ребер.
Отец быстро встал с порога.
— Надо собираться, — сказал он. — Пойдемте, ребята.
Теперь, когда время отъезда было назначено, загорелась спешка. Ной отнес куски свинины на кухню и стал нарезать их квадратами для солки, а мать натирала каждый крупной солью и складывала в бочонок, следя за тем, чтобы куски не прикасались один к другому. Она клала их, точно кирпичи, и засыпала промежутки солью. Пока Ной отсекал боковину и ножки, мать все время поддерживала огонь в плите, и когда Ной срезал мясо с ребер, с хребта и ножек, она сунула кости в духовку, чтобы их можно было поглодать потом.
Во дворе и в сарае двигалось пятно света от фонаря — мужчины собирали все, что было решено
