Еженедельный мордобой на незримых границах, делящих город на подростковые районы?
— Я приду. Я не пожалею.
Пауза. Молчание, белое и похрустывающее, как стерильный медицинский халат. Секундная пауза в разговоре двух миров.
— Скажи, ты и правда… помнил меня?
Ее голос превратился в едва слышный шепот.
— Да… — я растерялся.
— Со мной беда… Большая беда. Ты — последний шанс для многих тысяч… людей. Так получилось. Древний обычай стал преградой на пути зла.
— Я не понимаю, — беспомощно произнес я, — объясни, что случилось?
— Время уходит. Ты понимаешь, что можешь погибнуть?
— Да… наверное.
— Ты придешь?
— Да! Но как?
— Сейчас я разобью камень нашего кольца. Он — ключ, закрывающий туннель. Барьер исчезнет, и ты придешь. Но я не знаю, кто встретит тебя на моей планете — враг или друг.
Почему-то меня удивили слова о «нашем кольце». И так же быстро, как появилось, непонимание рассеялось. Я неожиданно понял: на ее руке — то же кольцо, что и у меня. Кольцо раздвоено, разделено на два мира.
— Я иду, — просто сказал я. — Иду.
Камень в кольце вспыхнул ослепительной белой искрой. Зеркальные грани покрыла паутинка трещин. Еще мгновение — и он исчез совсем. А кольцо окутало золотистое сияние. Тонкой невесомой пленкой оно растеклось по руке, скользнуло по телу, охватило меня мерцающей пеленой.
И мир вокруг исчез.
Я падал. Нет, скорее летел, в невесомости, в бесплотной желтизне, сладкой, как мед, и теплой, как янтарь. Меня раскачивали на огромных нежных ладонях, меня убаюкивали ласковые прикосновения. Мир был пропитан теплом и покоем, в нем не осталось места для страха или боли. Приветливые голоса шептали что-то доброе, напевали бесконечную гипнотизирующую мелодию. Призрачные тени стремились ко мне, повинуясь едва осознанным мыслям. Тело словно разрасталось, заполняя собой весь этот нереальный мир, превращаясь в прозрачный, солнечно-желтый, пахнущий лимоном и мятой, дым; в облачко апельсиновой пыли; в бриллиантовый дождь, падающий на огромный золотистый круг.
И вдруг, довершая магическое очарование полета, на меня обрушилась волна нестерпимого, сладострастного, выворачивающего тело наизнанку наслаждения. Я бился в судорогах, пытаясь удержать последние, ускользающие крупицы дурманящего нечеловеческого удовольствия. Но янтарный туман уже исчезал, рассеивался, гас…
Я очнулся.
Самым неприятным оказалось то, что, выйдя из ванной, я не удосужился одеться. Теперь, когда я лежал ничком на каменистой, усыпанной острыми камешками земле, нагота причиняла мне нестерпимую боль. Переход от наслаждения к страданию оказался так резок, что на несколько мгновений я потерял способность думать и двигаться. Хотелось сжаться, замереть, впасть в сонное оцепенение. Но именно этот контраст помог мне прийти в себя, забыть сладостный бред гипертуннеля.
Первым движением я осторожно отжался от земли. Впившиеся в тело камешки посыпались вниз. Резким толчком я поднялся, замер, рефлекторно принимая боевую стойку.
Вокруг до самого горизонта тянулась каменистая степь. Ни пучка травы, ни кустика, ни деревца. Ни единого голубого пятнышка воды. Бурая равнина под безоблачным, но непривычно темным небом. И дышится… не по-земному. Воздух словно профильтрованный, ни малейшего запаха. Даже пылью не пахнет, а уж это, по-моему, для степи — обязательно. А солнце в небе обычное, желтое, как дома,
— Похоже, залетел, — прошептал я самому себе.
Куда ты позвала меня, девчонка из детского сна? Куда забросило, магическое кольцо, неизменный талисман, драгоценная игрушка?
Со смешанным чувством стыда и злости я посмотрел на себя. Голый атлет. Не дай бог, наткнусь сейчас на женщину. Позора не оберешься…
Не дай Бог, ни на кого не наткнусь. Сколько суток человек живет без воды? Трое или пятеро…
Я вдруг вспомнил о кольце. Взглянул на руку — не исчезло ли? Кольцо по-прежнему было надето на безымянный палец. А вот кристаллик-бриллиант исчез. Даже вмятины в золоте не оставил. Что ж, ключ в замке повернут, и барьер открыт. Обратно дороги нет.
Посмотрев по сторонам — везде одно и то же, выжженная степь, никакой разницы, я сориентировался по солнцу и решил, что пойду на восток. Конечно, если я не ошибся, и сейчас — утро.
Ноги не болели даже после трехчасовой ходьбы босиком. Сказались тренировки по каратэ. Иногда мне кажется, что на подошвах, ребрах ладоней и костяшках пальцев вместо кожи наросла какая-то роговая пластина, твердая и абсолютно нечувствительная. А вот пить хотелось ужасно. Я с тоской вспоминал недопитый кофе, ну а вид чайника, наполняемого из-под крана холодной водой, старался вообще не вызывать в сознании. Если жажда так мучает меня после небольшой прогулки, то завтра она станет непереносимой.
К тому же меня подвело солнце. Оно неторопливо садилось на «востоке». Выходит, сейчас не утро, а вечер. Ну а двигаюсь я на запад.
Конечно, в выборе направления не было никакой разницы. Вполне возможно, что идти следовало на север, где мог возвышаться гигантский город. Не исключено, что на юге раскинулись огромные озера, по берегам которых растут съедобные плоды. Но ошибаться всегда обидно.
Когда солнце наполовину скрылось за горизонтом, я начал готовиться ко сну: высматривать более- менее ровное и свободное от щебенки место. Первая неловкость от ходьбы голышом уже прошла. Все равно никто не видит. Я чувствовал себя первобытным человеком, не успевшим еще изобрести одежду.
Правда, на руке у меня было кольцо. Иногда я касался его кончиками пальцев, словно ожидая чего- то. Совета, поддержки, глотка воды… Ты позвала, девчонка моей мечты, и я пришел.
Я иду.
Гул родился высоко в небе, на западе. Я остановился, всматриваясь. И увидел, как над полукругом заходящего солнца серебристыми искорками блеснули две летящие точки.
Почему-то я сразу подумал о боевых самолетах, об истребителях. На такую мысль наводила то ли стремительность полета, то ли явно заметные маневры «самолетов». Тот, что летел первым, непрерывно менял высоту и скорость, пикировал, свечoй взмывал вверх. Второй синхронно повторял его движения, все сокращая и сокращая расстояние, разделявшее их.
Задрав голову, я следил за полетом. Оба летательных аппарата были уже надо мной, но высота, не меньше чем пятикилометровая, мешала разглядеть очертания. Просто серебристые точки в темном небе — там, где они мчались, солнце еще светило вовсю.
Я ждал развязки. Я был уверен, что она неизбежна, что погоня окончится где-то здесь. И развязка последовала, но не та, которая казалась самой вероятной.
Клубящееся белое пламя, неяркое, похожее скорее на дым, чем на огонь, появилось вокруг преследователя. Серебристая машина стала уходить в сторону. Но медленно, очень медленно. А светящееся облако сместилось ей вслед — так стальные опилки ползут по листу бумаги за сильным магнитом.
Окутанная белым пламенем машина начала падать. Отвесно, кувыркаясь, с каждой секундой обретая объем, превращаясь в нечто вроде сплюснутого шара. Еще несколько секунд смертоносное облако снижалось рядом, затем отстало и принялось меркнуть.
Сбитый аппарат падал на меня. Я пригнулся, торопливо решая, стоит ли убегать и куда. Но машина, похоже, еще не совсем потеряла управление. Скользнув на высоте нескольких сот метров над землей, она замедлила движение, зависла. На какой-то миг я решил, что ей удастся благополучно сесть.
С негромким, похожим на хлопок, взрывом металлический шар развалился. Блеснуло оранжевое пламя.
Вколоченные в армии рефлексы не подвели. В прыжке, не обращая уже внимания на камни, я растянулся на земле, ногами к огню. От инопланетной техники я ожидал любой гадости, вплоть до атомного
