- Ну... - я не нашелся, что ответить.
Сам я в подобные игры давным-давно не играл. Как и большинство сотрудников Дозора. Убивать нарисованную нечисть интересно, пока не встретил ее воочию. Ну, или прожив сотню-другую лет, и приобретя огромный запас цинизма - как Ольга...
- Толик, я, наверное, сегодня не вернусь, - сказал я.
- Ага, - он без всякого удивления кивнул. Способности к предвидению у всех нас невелики, но подобные мелочи мы чувствуем сразу.
- Галя, Лена, пока, - кивнул я девчонкам.
Галя прощебетала что-то вежливое, всем видом демонстрируя увлеченность работой. Лена спросила:
- Мне можно будет уйти пораньше?
- Конечно.
Мы не врем друг другу. Если Лена просит разрешения - значит, ей и впрямь надо уйти. Мы не врем.
Только, иногда, лукавим и недоговариваем...
На столе у шефа царил жуткий беспорядок. Валялись ручки, карандаши, листки бумаги, распечатанные сводки, тусклые, выработанные магические кристаллы.
Но венцом безобразия была горящая спиртовка, над которой, в тигле, жарился белый порошок. Шеф задумчиво помешивал его кончиком дорогого 'Паркера', явно ожидая какого-то эффекта. Порошок игнорировал как нагрев, так и помешивание.
- Вот, - я положил перед шефом диск.
- Что будем делать? - не поднимая глаз спросил Борис Игнатьевич. Он был без пиджака, рубашка помята, галстук съехал на бок.
Я украдкой покосился на диван. Ольги в кабинете не было, но вот пустая бутылка шампанского и два бокала стояли на полу.
- Не знаю. Я не убивал Темных... этих Темных. Вы же знаете.
- Знаю.
- Но доказать этого не могу.
- По моим расчетам - у нас два-три дня, - сказал шеф. - Потом Дневной Дозор предъявит тебе обвинение.
- Организовать фальшивое алиби - несложно.
- И ты на это согласен? - заинтересовался Борис Игнатьевич.
- Нет, конечно. Я могу задать один вопрос?
- Можешь.
- Откуда все эти данные? Откуда снимки и видеозаписи?
Шеф мгновение помолчал:
- Так я и думал... Ты ведь смотрел и мое досье, Антон. Оно менее бесцеремонно?
- Нет, пожалуй. Потому я и спрашиваю. Почему вы позволяете собирать подобную информацию?
- Я не могу это запретить. Контроль осуществляет Инквизиция.
Дурацкий вопрос - 'а она действительно существует?' я сумел удержать на языке. Но, наверное, мое лицо было достаточно выразительным.
Шеф еще минуту смотрел на меня, будто ожидая вопросов, потом продолжил:
- Вот что, Антон. С этого момента ты не должен оставаться один. Разве что в туалет можешь сходить самостоятельно, а в другое время - два-три свидетеля рядом. Есть надежда, что произойдет еще одно убийство.
- Если меня действительно подставляют, то убийства не случится, пока я не окажусь без алиби.
- А ты окажешься, - шеф усмехнулся. - Не считай меня старым дураком.
Я кивнул, еще неуверенно, не понимая до конца.
- Ольга...
Дверь в стене, которую я всегда считал дверью шкафа, открылась. Вошла Ольга, поправляя волосы, улыбаясь. Джинсы и блузка обтягивали ее тело особенно туго, как бывает только после горячего душа. За ее спиной я заметил огромную ванную с джакузи, панорамное окно на всю стену - наверняка, односторонне прозрачное.
- Оля, справишься? - поинтересовался шеф. Имелось в виду что-то, о чем они уже поговорили.
- Сама? Нет.
- Я о другом.
- Справлюсь, конечно.
- Становитесь спина к спине, - велел шеф.
Спорить у меня желания не было. Хотя и засосало под ложечкой - я понял, что произойдет что-то очень серьезное.
- И откройтесь оба, - потребовал Борис Игнатьевич.
Я прикрыл глаза, расслабился. Спина Ольги была горячая и влажная, даже сквозь блузку. Странное ощущение, стоять, касаясь женщины, только что занимавшейся любовью... любовью - не с тобой.
Нет, у меня к ней не было ни малейшей влюбленности. Может быть потому, что я помнил ее в нечеловеческом виде, может быть потому, что мы очень быстро перешли к отношениям друзей и партнеров. Может быть из-за столетий, разделивших наше рождение - что значит молодое тело, когда ты видишь пыль столетий на чужих глазах. Мы остались именно друзьями, не более.
Но стоять рядом с женщиной, чье тело еще помнит чужие ласки, прижиматься к ней - странное ощущение...
- Начали... - сказал шеф, может быть излишне резко. И произнес несколько слов, смысл которых я не понимал, слов на древнем языке, звучащем над миром тысячи лет назад...
Полет.
Это и впрямь полет - будто земля ушла из-под ног, будто тело утратило вес. Оргазм в невесомости, доза ЛСД прямо в кровь, электроды в подкорковые центры удовольствия...
Меня затопило волной столь безумной и чистой, ничем не оправданной радости, что мир померк. Я упал бы, но сила, бьющая из поднятых рук шефа держала меня - и Ольгу, на невидимых ниточек, заставляла изгибаться, прижиматься друг к другу.
А потом ниточки перепутались.
- Ты уж извини, Антон, - сказал Борис Игнатьевич. - Но у нас не было времени на колебания и объяснения.
Я молчал. Тупо, оглушено молчал, сидя на полу и глядя на свои руки - на тонкие пальцы с двумя серебряными кольцами, на ноги - стройные длинные ноги, еще влажные после ванны и облепленные слишком тугими джинсами, в ярких бело-голубых кроссовках на маленьких ступнях.
- Это ненадолго, - сказал шеф.
- Какого... - я хотел выругаться, я дернулся, вскакивая с пола, но замолчал при первых же звуках своего голоса. Грудного, мягкого, женского голоса.
- Антон, - спокойно, - молодой мужчина, стоящий рядом, протянул руку и помог мне подняться. Пожалуй, без этого я бы упал. Центр тяжести совершенно изменился. Я стал ниже ростом, мир виделся совсем по-другому...
- Ольга? - спросил я, глядя в свое бывшее лицо.
Моя партнерша, а теперь еще и обитатель моего тела, кивнула. Растерянно глядя в ее... в свое... лицо, я заметил, что плоховато выбрился утром. И что на лбу у меня назревает мелкий красный прыщик, достойный подростка в пубертатном возрасте.
- Антон, спокойно. Я тоже первый раз меняю пол.
Почему-то я ей поверил. Несмотря на свой возраст, Ольга могла никогда не попадать в столь щекотливую ситуацию.
- Освоился? - спросил шеф.
Я все еще разглядывал себя, то поднимая к лицу руки, то ловя отражение в стеклах стеллажей.
