— По-моему, она пошла в ДЭЗ.
— Ну тогда она быстро все разнюхает. Аношкина эта, судя по всему, способна в задницу без мыла влезть, иначе Шилова бы ее при себе не держала.
— И что же она будет делать потом?
— А вот сейчас увидим. Ты, Борька, не волнуйся, долго ждать не придется.
— Слушай, — сказал Борис, снова осторожно поворачивая голову в сторону металлической двери, за которой скрылась хрупкая брюнетка. — Если ты эту Аношкину видела, то, значит, и она тебя. А ну как узнает?
— Ну… — неопределенно пожала плечами Капустинская. — Это всего разок-то и было. Когда я ещё только затевала дело с агентством и пошла, дура, к Шиловой за консультацией. Аношкина тогда в предбаннике у Дианки сидела, с ее секретаршей Зинаидой трепалась. Как я понимаю, приносила рекомендации, чтобы устроиться на работу в компанию «Троя». Вот и устроилась — в шпионки. Тихо! Она идет! Целуй меня, Борька, целуй!
Борис послушно и не без удовольствия приник к пухлым губам Капустинской, а заодно стиснул в объятиях и ее пышные формы. Поскольку Аношкина не пошла сразу к подъезду дома Летовой, а неожиданно вернулась к машине, Капустинская не стала заострять внимания на этих незаконных ласках. Она буквально пожирала глазами сотрудницу концерна «Троя», чьи маневры во дворе пока представляли для нее загадку.
Загадка, однако ж, скоро разрешилась. Хрупкая Аношкина с видимым усилием стащила с заднего сиденья огромный кожаный кофр, в каких телевизионщики носят аппаратуру, повесила его себе на плечо и, прогибаясь от тяжести, направилась к подъезду дома, который стоял как раз напротив дома Летовой.
— Ты представляешь! — отчаянным шепотом зашелестела Капустинская, не сводя округлившихся глаз с Аношкиной и её кофра, — эта стервоза привезла с собой видеокамеру. Профессиональную. Оглянись, посмотри, уже можно!
Боря осторожно покрутил головой и засек кофр в самый последний момент — когда Аношкина уже закрывала за собой дверь.
— Мда, — почесал он в затылке, — будь это дрессированный вампир Шиловой, я бы решил, что в этом кофре скрывается реактивный гранатомет.
— Будет и гранатомет, — сказала Капустинская, — если этой стерве удастся заснять, как муженек Шиловой развлекается в постели с нашей красоткой.
— Думаешь, сегодня это возможно? Они встречаются всего-то в третий раз.
— В наше время все возможно. Уж больно Маришка на Шилову зла. Ну и потом — не забывай, что она без ума от Кортнева. Так что к чему откладывать? — Валентина выразительно посмотрела на Бориса. — К тому же теперь у неё работа такая — соблазнять. А задача Кортнева — если он, конечно, потянет — искушению не поддаваться. Так придумала Великая Шилова!
Борис скрестил на груди руки и чуть отодвинулся от Капустинской.
— Опять твои бабские штучки? Ты ведь сама знаешь, что Кортневу не устоять. А это означает для него смертный приговор. В том, конечно, случае, если Шилова узнает. А она узнает. — Боря кивнул головой в сторону подъезда, где скрылась Аношкина. — Может, у Летовой хватит все-таки ума задернуть шторы?
— А секс при свете пикантнее, — мгновенно отреагировала Валентина. — И ещё — вспомни кофр. Там наверняка есть сильный телевик, а с его помощью даже сквозь щелку в шторах заглянуть можно. А то, глядишь, Аношкина прихватила с собой направленный микрофон, который способен записывать разговоры на расстоянии сотни метров от источника звука. Даже если Летова задернула шторы, но оставила открытой форточку, Шилова вместо видеозаписи получит аудиокассету с эротическими стонами, вскриками, а главное — разговорами, что в тысячу раз опаснее. И для Кортнева, и для Летовой, да и для нас с тобой тоже. Шилова поймет, что мы выступаем на этот раз против неё. Летова-то собиралась рассказать Кортневу все!
Они помолчали. Угроза мести Шиловой, которая поначалу казалась им весьма эфемерной, вдруг предстала во всей своей грозной реальности. То, что у Дианы хватит могущества разделаться с кучкой каких-то жалких дилетантов, вроде сотрудников агентства «БМВ», ни у кого из них сомнения не вызывало.
— И Маришку Дианка тоже грохнет. Даже если она справится с заданием. Вернее, именно из-за того, что справится, — с тоской в голосе сказал Борис. — Как говорится, одно другому не мешает. Шилова не позволит жить на свете женщине, с которой ей изменил муж. Знаешь, — Борис повернулся к Валентине, — пойду-ка я гляну на окна Летовой. Задернуты у нее шторы — или нет. И открыта ли форточка. Надо же что- то делать? Ну хоть что-нибудь!
— Не смей! — крикнула Капустинская, хватая Бориса за рукав и с силой, которой он в ней прежде не подозревал, снова усаживая его на лавку. — Что-то делать действительно надо, но выходить на середину двора и высматривать окна Летовой опасно. Аношкина мигом тебя срисует. У нее же весь двор как на ладони. Только эта скамеечка находится, так сказать, в «мертвой зоне».
Капустинская поднялась на ноги и отошла от скамейки на шаг, после чего окинула Бориса критическим взглядом.
— Борька, а у тебя в багажнике ватник есть? — вдруг спросила она и неожиданно улыбнулась.
— Ну есть, положим, — сказал Борис, в недоумении поднимая на нее глаза. — Только грязный очень. Я на нем под тачкой лежу.
— Тем лучше, — сказала Капустинская, блеснув глазами. — Может, и веревка найдется?
— Вот чего нет, того нет. А стальной буксир не подойдет?
— Что ж мы, фашисты какие? — Капустинская продолжала развивать какую-то свою мысль, но Борис никак не мог взять в толк, куда она клонит. — Раз верёвки нет, принесешь рулон пластыря из аптечки. И ножичек какой-нибудь прихвати. Ножичек-то у тебя есть, а?
— Ножичек найдётся, — мрачно ухмыльнулся Борис. — Да и кое-что другое тоже имеется — погорячее. — Борис оглянулся, распахнул куртку, и Валентина увидела торчавшую у него из-за пояса рубчатую рукоятку пистолета «ПМ». — Когда из армии увольнялся, на память прихватил. Да и потом, какое ж это, к чёрту, частное агентство, когда ни единого ствола нет? Только зачем тебе все это? Валентина сощурила глаза.
— О твоем «погорячее» мы с тобой после поговорим. Но сейчас эта штука очень даже к месту. Не забудь только на предохранитель поставить. — Валентина присела рядом с Борисом и, вцепившись ногтями в его черную шапочку-презерватив, сорвала её с головы своего компаньона.
— Ты что — очумела? — Борис невольно провёл рукой по обнаженной, коротко остриженной голове. — И вообще — о чем это ты поешь? Ни хрена не понимаю!
— Значит, так, Боренька, — скомандовала Валентина. — Я в агентстве главная, поэтому изволь делать, что тебе говорят. А поймешь ты все потом. И очень скоро. А сейчас беги к машине и быстренько переодевайся. Напяливай ватник, хватай пластырь — и быстро сюда. Нет, постой. — Она помедлила, что-то соображая. — Сначала наденешь ватник, а поверх куртку накинешь. Я посмотрела — она у тебя китайская, безразмерная, значит, налезет. Ну а теперь — беги!
Что было делать? Борис двинулся к машине. Не побежал, конечно, но пошел довольно-таки быстрым шагом. Он знал, что, если Валентина забрала себе что-нибудь в голову, спорить с ней бесполезно.
Пока Борис отсутствовал, Валентина достала из сумочки маникюрные ножницы и сноровисто расправила его черную шапочку на колене. Без подворотов этот головной убор можно было натянуть до самой шеи. Другими словами, он полностью закрывал лицо. Прикинув так и эдак и приложив в нескольких местах к шапке пальцы, Валентина вырезала в черной шерсти три дырки — две для глаз и одну для рта. После этого, аккуратно собрав крохотные кусочки шерсти, положила их вместе с ножницами в сумочку, а шапку спрятала под пальто — на груди. Потом, тихонько ругнувшись, снова открыла сумку, достала сигареты и зажигалку и, закурив, стала дожидаться Бориса.
Подошел Борис в куртке, наброшенной на ватник, и молча сел рядом.
Не глядя в его сторону, Валентина заговорила, но уже совсем по-другому, без шуток — коротко и деловито.
— Слушай меня и не перебивай. Кортнев с Лето-вой находятся в квартире не более получаса, так что,
