Мелькнули доспехи князя, он на миг остановился у борта, звонко и страшно крикнул:
— Вперед!.. Не посрамим! Слава!
Воины прыгали вслед, секли мечами, теснили щитами, дабы дать простор, чтобы спрыгивали свои, атакующие пеласги замялись, наткнувшись на сопротивление, которое так мгновенно перешло в ответное нападение.
Вадим вдруг ощутил, что тело ему не подчиняется, что его взяла и повела мощная неведомая сила, с которой ему не совладать.
— Вперед! — яростно закричал он и вскочил на борт. — Слава!
Выступили слезы облегчения, нет, полились по лицу, он даже разрыдался почему-то, его тут же сшибли, едва оказался на чужой палубе, два копья ударили в грудь, скользнули по панцирю, он вывернулся, одно копье отвел в сторону, за другое рванул так, что едва не вывернул противнику руки, и с наслаждением швырнул чужака на палубу под ноги прыгающих сверху.
Еще одно копье больно садануло в бок. Он отскочил с непривычной для себя ловкостью, закрылся щитом, тут же наискось рубанул по оголенной шее врага.
Пеласгов было впятеро больше, но закованные в булат воины молча и упорно теснили их по кораблю, секли, сбивали за борт, усеивали палубу телами, ибо у пеласгов доспехи закрывали только голову и грудь, лишь у немногих были еще легкие поножи и наручи. Лучники же, перебежав к носу, торопливо расстреливали столпившихся там пеласгов: каждый быстро выпускал стрелу, тут же хватал другую, почти каждая находила цель.
Вадим, яростно прорубаясь к мачте, увидел, как с другой стороны к триреме быстро скользнул другой корабль, ударился бортом. Оттуда сразу посыпались с грозным кличем воины. Пеласги стихли, разом перешли к глухой обороне, сгрудились в центре корабля вокруг мачты.
Во главе воинов со второго корабля летел… побратим Иваш! Такой же, каким являлся во сне: в красном плаще, русобородый, статный. Он и сейчас кричал весело, весь светлый и красивый:
— Вадим!.. Друже!
Вадим отбил удар пеласга, поймал на обманное движение, обрушил меч на незащищенное плечо. Иваш пробился, стал рядом. Вадим ощутил несказанное облегчение — брата не было, одинокий ребенок, а тут побратим, больше, чем брат! — но страшное воспоминание ударило, как молния, опалило возбужденный мозг.
И почти сразу же, расшвырнув воинов, вперед вырвался гигант в доспехах — башня из металла, в одной руке меч в половину человеческого роста, в другой — огромный щит. Голова с пивной котел, сквозь прорезь в шлеме брызнули злобой ямы глаз. Вадим успел заметить налитые кровью белки. Гигант взревел, прыгнул с неожиданной легкостью, палуба затрещала, меч рассек воздух…
Вадим похолодел, руки стали ватными. Щит неуверенно дернулся вверх, но страшный удар остро рванул кисть, плечо ожгло. Половинки щита запрыгали по палубе, а меч великана, сорвав пластинку панциря с плеча, ссек огромный кусок доски с борта, перерубив толстые гвозди.
Сбоку крикнул Иваш, отвлекая гиганта. Вадим споткнулся, отступая, а гигант, хищно пригибаясь, уже почти рассекал его пополам, но сбоку блеснул шлемом Иваш, отчаянно ударил пеласга обломком меча. Гигант мгновенно повернулся, Иваш отскочил неудачно, запутался в снастях, пеласг замахнулся, и Вадим увидел, как на левом боку врага чудовищные мускулы раздвинули пластины доспехов…
Сцепив зубы, теряя сознание от страха, он бросил себя вперед, и когда гигант навис над Ивашем, по панцирю огромного пеласга скользнуло лезвие меча… Вадим почти промахивался, но последним усилием воли обеими руками направил острие между полосками металла.
Меч вошел тяжело, словно гигант был из дерева. Страшный крик тряхнул корабль. Вадим увидел перед собой в прорези шлема бешеные глаза гиганта, доски ушли из-под ног, голова взорвалась от резкой боли, палуба ринулась навстречу, сверху рухнула тяжелая, как слон, волна, удушила, потащила в себе вдоль бесконечного борта.
Кто-то наступил ему на пальцы. Он с трудом поднялся на колени. Кровь бежала с разбитого лица, вся одежда промокла и отяжелела. Лязг оружия и шум боя быстро стихали, лишь изредка доносился крик — это воины находили укрывшихся, деловито приканчивали и бросали за борт.
— Вадим, ты жив?
Сильные пальцы подхватили его под руки. Иваш счастливо смеялся, тряс за плечи.
— Ты жив, — выдохнул Вадим.
— Да. Свалили чудище мерзостное… Как его ловко поцелил!
— Ты жив… жив…
Он дрожал, ему казалось, что тело плавится и принимает другую форму, каждая косточка трясется, ищет себе место, но находит другое, каждый нерв дрожит и, успокаиваясь, тоже, однако, сцепляется с себе подобными уже в других местах, но впервые перемен не боялся.
— Мы живы, — сказал Иваш ликующе. — И жить нам, друже, вечно!
Он обнимал Вадима, а тот невольно думал о вмешательстве в события. Ведь Иваш должен был погибнуть… Как отразится на будущем?
Палуба резко накренилась. Он ухватился за мачту, ветром забросило клочья пены ему в лицо, он инстинктивно зажмурился, и тут же наступившая тишина оглушила, в ушах раздался пронзительный звон. Он оглянулся, еще не узнавая огромный зал и аппаратуру вдоль стен.
Люди в белых халатах замерли, подавшись в креслах к большому экрану, где медленно исчезало огромное лицо Иваша, и сквозь струйку крови на его щеке уже просвечивало оборудование лаборатории.
Старший медик оглянулся, вскочил:
— О, вы уже вернулись!.. Большое спасибо вам, каждый кадр — неоценимое сокровише. Я был прав,
