Лампочка не горит, да и нет ее, в потолке на месте плафона вообще безобразная дыра, но глаза быстро привыкли, я рассмотрел, что в лифте лужа, но уже не пахнет, просто воняет застарелой мочой. В углу ворох смятых промокших бумажек, оберток, белеет презерватив. Стены расписаны матерными словами, но это привычно, мне же надо только успеть нажать нужную кнопку, пока дверь не закрылась, а потом долго ехать в полной темноте.
На шестом лифт остановился, дверцы раздвинулись, с ярко освещенной площадки вошел мужик с тупой и чисто по-русски вечно недовольной мордой. Встал слева, опять же чисто по-русски делая вид, что он тут один. Хотя нет, был бы один, уже чесал бы Фаберже, сопел и харкал бы по сторонам, а так стоит столбом и тупо смотрит в закрытую дверь. Черт, ну не понимаю, почему в России принято не здороваться с соседями, мы же в самом деле соседи, почти каждый день видимся, встречаемся в булочной и на улице… А самому поздороваться – глупо и неуместно, как будто язвительное напоминание, что он, вошедший ко мне в лифт, должен поздороваться первым.
Двери наконец распахнулись, мужик вышел, я следом, а когда проходили мимо консьержки, я поздоровался, из-за чего та посмотрела очень внимательно, словно стараясь определить, из какой страны меня заслали. Мужик, который прошел как мимо пустого места, понятно, свой, а я какой-то непонятно вежливый… И почему-то. Даже зачем-то.
Хмурое утро, но солнце просвечивает сквозь низкие тучи чуть ли не в зените: заканчивается лето, ночи короткие, солнце поднимается настолько рано, что его можно назвать полуночником.
У подъезда широкая лавка, в старину там просиживали вечера старухи и перемывали кости проходящим, но эти времена ушли, теперь там пьяные в дым подростки, даже лавка пропахла травкой, блевотиной и сгустками выплюнутой жвачки.
Тротуар, и газон конечно же, загажен и усыпан осколками битого стекла. Это чтоб никакие гады не нажились, сдавая бутылки, и чтобы собаки калечились и скакали на трех лапах, жалобно повизгивая и орошая асфальт красными каплями. Потому что собак могут заводить только буржуи, их же кормить надо, а где лишние деньги взять, и так на водку не хватает.
Вообще-то газон можно назвать газоном только по его географическим координатам: травы намного меньше, чем окурков, оберток от мороженого, выбрасываемых из окон всех этажей презервативов, огрызков яблок и прочего мусора.
Наш дом не самый бедный, все-таки бизнес-класса, он в центре крохотного зеленого пятачка, еще и обнесен забором, так что здесь условно чисто, если сравнивать со всеобщей мусоркой, но, едва я вышел за ворота, в ноздри ударил смрад. В канаве, наполовину заполненной тухлой водой, разлагается труп не то кошки, не то мелкой собаки. Утоптанная до плотности камня земля усеяна зелеными стекляшками с острыми краями.
Приходится идти через настоящую свалку, мусорные баки не убираются месяцами, ветер вместе со смрадом разносит обрывки бумаги, газет, обертки, а железные ящики давно похоронены под горами мусора, с ходу и не отыскать. Вспомнился анекдот: зимой старый еврей просыпается, а в квартире тепло, потрогал батареи – горячие, чуть не обжегся, включил воду – чуть не ошпарился, включил свет – горит, газ – идет, на улицах чисто, мусор убирается вовремя… В ужасе кричит жене:
– Сара! Коммунисты к власти вернулись!
Но коммунисты с их железной властью уже не вернутся, понятно, зато демократия с русским лицом – это такое непотребство, что ничего более отвратительного и угнетающего я еще не видел.
Огромное серое здание, похожее на поставленную стоймя железнодорожную цистерну, но с окнами- бойницами, как в старинной крепости, приближается, оно всего в двух кварталах от моего дома, в окошках поблескивает свет фар. Восьмиэтажный гараж, моя машина на втором, да и то, помню, первую неделю взбирался по крутой спирали пандуса с выпученными от напряжения глазами: страшно, что задену стену, и не то беда, что машину поцарапаю, но позор какой!.. Для мужчины нет ничего хуже, чем признаться в неумении водить машину. Пожалуй, хуже только… нет, даже это не так позорно, а вот если сел за руль, то будь добр показывай класс!
– Привет, ребята, – сказал я на входе.
– Здравствуйте, Борис Борисович, – ответил охранник.
Из будочки выглянул еще один, тоже заулыбался и взял под козырек:
– Слава России!
– России слава, – ответил я автоматически и пошел по лесенке на второй этаж. Отмечаться не стал, как делает большинство: когда год назад этот гараж только начали строить, я выкупил место. Таких, как я, набралось едва ли с десяток, остальные арендуют. Собственно, я выкупил не за свои деньги, но председателю партии РНИ, Российской Национальной Идеи, надо быть достаточно солидным, чтобы по звонку какого-либо чиновника не могли лишить койкоместа его машину.
У моей красотки от радости засветились глаза, тут же погасила, все-таки солидная машина, опель- астра-купе, не жигуль какой-то приблудный, но все равно по молодости любит носиться по московским дорогам, спасибо мэру, нигде в России нет таких широких, новеньких, отремонтированных, хотя, конечно, загажены по самое некуда, уже совсем не по-европейски.
– И я тебя люблю, – заверил я. – Ты мое чудо.
Выехал из зала, вылез, загородив машиной узкий проезд, закрыл железные ворота вручную, никак не поставят автоматику, жлобы, снова сел и погнал по спирали вниз. Во дворе уже дожидается сопляк на красной хонде, чей-то сынок, у нас только одна колея, и если машина поднимается или опускается по пандусу, остальные терпеливо ждут.
Охранник, уже новый, тот успел смениться, в сторонке лениво треплется с обшарпанной девкой. Я посигналил в нетерпении, он еще некоторое время говорил, потом повернул голову, окинул меня взором полного хозяина, сволочь ленивая, перед бабой выпендривается, снова повернулся к ней. Я просигналил снова, опустил стекло и крикнул:
– Эй, парень! Хочешь, уволят через пять минут?
Он улыбнулся девице, извини, приходится пока что заниматься этими придурками на дорогих машинах, но потом я себя покажу, все они поймут, кто здесь хозяин, всех прижму к ногтю… мечта каждого уборщика, сделал два шага к будке и нажал кнопку. Шлагбаум медленно пополз в сторону. Закипая, я вырулил на дорогу, проехал пару сот метров, вынужденно остановился, давая дорогу отморозкам: моя дорога главная, а они прут на скорости за сто километров в час, но не идти же на столкновение? Хоть машина и
