— Пожалуйста, выслушайте меня, возмущаться будете потом! Иначе я и сам собьюсь. И слушайте внимательно. Вы талантливый футуролог, хотя сами об этом не подозреваете. Да, в первую очередь футуролог, хотя ваших талантов хватило и на литературную сторону дела…
— С детства не терплю математики, — признался Никольский, — а футурология, как я слышал, сплошной лес из социологических исследований, графиков, уравнений, подсчетов…
— Стоп! — сказал старик. Теперь он обрывал его бесцеремонно, а Никольский безвольно подчинялся бурному натиску. — У футурологии много методов заглядывать в будущее. Вы слышали, вероятно, лишь о самых распространенных. Много сейчас машин? В будущем будет еще больше. Крупные они? В грядущем станут еще крупнее. Это метод экстраполяции, самый простейший и, следовательно, самый распространенный метод. Между нами говоря, ерундовый метод. Годный лишь на ближайшее будущее. Есть еще метод постройки моделей. А вы пользуетесь самым трудным и наименее изученным методом — интуитивным. Что в тот момент происходит в вашем мозгу, вы и сами не в состоянии проследить. А налицо великолепный результат!
Они подошли к маленькому невзрачному домику. Старик остановился, похлопал себя по отвислым карманам, потом близоруко нагнулся, разыскивая замочную скважину.
— И вы стали писать фантастику, — бормотал он невнятно, тыкая ключом в дырочку. — Естественная подсознательная реакция. Доказать расчетами невозможно, а поведать миру необходимо. Как быть? И вот, к счастью, есть еще такая отрасль литературы, как фантастика…
Он распахнул отчаянно завизжавшую дверь, сделал гостеприимный жест: дескать, проходите, чем богаты, тем и рады, потом спохватился и шмыгнул первым. Никольский слышал, как он убирает с дороги что-то тяжелое.
Донельзя потрясенный всем услышанным, он машинально прошел в квартиру этого алхимика ХХ века и сел на пыльный стул. Комнат было две. Первая представляла помесь мастерской с лабораторией, вторая — библиотеку. Книг было великое множество. И отечественных, и зарубежных авторов на нескольких языках.
— Фантастика… — сказал Черняк очень мягко, перехватив взгляд Никольского. — Моя сила, моя слабость… Ни одна библиотека города не имеет столько наименований. С материальной стороны приобрести столько книг вовсе не трудно. А вот собрать все…
На его сухих губах блуждала слабая улыбка, даже глаза прикрыл на мгновение от удовольствия. Видимо, вспоминал выгодный обмен или крах коллекционера-соперника.
Но Никольский жаждал испить чашу до дна. Он спросил:
— И как вы теперь, когда… не спите?
— Не жалуюсь, — ответил старик коротко. — Вам обязан. Но иногда бессонными ночами подумываю, что было бы полезнее, если бы вы сочиняли нормальные космические боевики в стиле лошадиной оперы. Ну там, похищение мутантами блондинок на звездолете, железные диктаторы, галактические вампиры, кибернетика и ниндзя… Захватывающе, лихо! Читатель в диком восторге, хотя и знает, что все это бред собачий и ничего подобного не будет. Вы меня понимаете? Есть вероятность, что вы можете наткнуться на опасную идею. И кто-то, а я не думаю, что только на меня ваши рассказы так подействовали, так вот, кто-то может попытаться осуществить.
Никольский почувствовал, что его охватывает озноб. Все, что говорил старик, было чудовищно, но вместе с тем реально.
— Над чем вы работаете сейчас? — вдруг снова спросил старик.
Никольский сжался. А вдруг и в самом деле?..
— Проблема возрастания мощи, — ответил он послушно, словно школьник в кабинете директора. — Я занимаюсь проблемой возрастания мощи отдельного человека. Для сравнения можно представить, например, древнего грека, который обиделся на весь мир и решил ему отомстить. Что он в максимуме способен сделать? Зарубить мечом или топором несколько человек, прежде чем горожане опомнятся и зарубят его самого. А вот пулеметчик начала века уже мог отправить в рай или ад несколько десятков царей природы. Теперь обратите внимание на самолет с атомной бомбой. Разгневанный пилот способен ввергнуть в небытие целый город. А трехступенчатая термоядерная ракета порядка трех-четырех беватон? Она сотрет с Земли целый континент. А вот недавно в печать просочились сведения о вольфрамовой бомбе. Одна штучка способна превратить земной шар в обугленную головешку. И так далее. Все это этапы того, что может натворить один человек.
На лице старика застыл ужас. Он порывался что-то сказать, но превозмог себя и кивнул Никольскому, чтобы тот продолжал.
— Таких людей, — продолжал Никольский монотонно, — будет становиться все больше. Я имею в виду вообще людей, распоряжающихся большими мощностями. Не обязательно, чтобы это были военные. Число людей, потребляющих колоссальные мощности, неуклонно увеличивается. Сначала это были одни физики, потом стали подавать заявки геологи и химики, биологи и даже метеорологи. В моем рассказе все это уже наступило. Действие происходит в наше время. Практически каждый получил возможность взорвать земной шар благодаря одному нехитрому изобретению…
— Несчастный! — крикнул старик. — И вы описали?
— Да, — сказал Никольский с отчаянием. — Я же не думал, что могу угадать. А редактор требует научную основу. «Нечего, — говорит, — мне мистику разводить…»
— Немедленно уничтожьте рассказ. Сожгите рукопись! Где у вас гарантия, что из четырех миллиардов человек не найдется маньяка, способного взорвать нашу Землю?
Никольский уронил голову на ладони скрещенных рук. Лицо его было белым.
— Поздно, — сказал он. — Я могу сжечь рукопись, но что это даст? Есть еще журнальный вариант, он гораздо слабее в художественном отношении, но изобретение описано там очень подробно. И этот номер уже вышел. Со дня на день жду гонорар.
Старик вскочил. Волнуясь и ломая длинные пальцы с выпирающими суставами, он забегал по комнате. Губы его подергивались.
— Что же делать? Что делать?..
Глаза у него были жалкими, словно его только что побили ни за что. Никольский старался и все не мог поднять тяжелую голову. Словно вся кровь превратилась в расплавленный свинец и затопила мозг. Во рту появилась хинная горечь, стало вдруг невыносимо тоскливо.
Старик остановился перед ним и тряхнул за плечо костлявой рукой.
— Вы сумели выпустить джинна, — сказал он отчаянным голосом, — теперь загоните его назад в бутылку!
— Каким образом? — спросил Никольский безнадежно.
— Это уж ваше дело! — огрызнулся старик. — Во всяком случае, мне не по силам было бы и выпустить его на свободу! Вы сумели сломать печать Соломона, теперь постарайтесь избавить нас от угрозы!
— Избавить! Если бы это было возможно… Но есть законы человеческого развития… Открытие, сделанное однажды, никто не закроет… И ничем… И никогда…
— Но что же тогда?
Никольский нашел в себе силы безнадежно пожать плечами:
— Против меча был изобретен панцирь… — сказал он нехотя, — против пули — броня… Самолет и зенитка…
— Против яда — противоядие? — догадался старик. — Клин клином?
Никольский кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Он не мог смотреть в измученные глаза старика, в которых сверкнула надежда.
— Так делайте же! — крикнул старик. — Немедленно!
— Это не так просто, — сказал Никольский тихо. — Хорошие идеи приходят редко. А по заказу… Даже и не знаю, возможно ли так вообще…
— Но сейчас обстоятельства чрезвычайные. Вы обязаны!
— Знаю…
Он хорошо понимал всю безнадежность принятого решения. Только профаны полагают, что фантазировать проще простого. Сел за пишущую машинку и стучи о чем попало. Дунул, плюнул — и все! А
