До зоны он не доехал. Родители наняли дорогого адвоката и добились освобождения сына под залог. Вечером следующего дня Гребень уже стоял на перроне Витебского вокзала. Через три часа ехал в поезде по направлению к Минску. А через сорок восемь часов вышел на центральную площадь города Варшава.
После этого он почти пять лет прожил в Европе. Оттуда он вернулся таким, каким был теперь.
– Сколько ты за эти грибы заплатил?
– Тридцак.
– Баксов? – ужаснулся Артем.
– Нет, блядь, рублей!
– Почему так дорого?
– Да ладно, «дорого»! Поляну найти, грибы собрать, в город привезти... Между прочим, за все можно элементарно срок схлопотать.
– Разве за грибы сажают?
– Ха! Я когда в прошлом году последний раз в лес ездил, лично ментовскую машину в кустах видел. Стоит аккуратная машинка... веточками забросанная. А на крыше, как бы, мент с биноклем.
– Да?
– Хотя, говорят, если нарвать не одних поганок, а смешать их со всякими сыроежками, то можно отмазаться. Сказать, что, как бы, не разобрался, думал, лисички.
Гребень, давясь, запихивал в себя бутерброд с маслом, поверх которого аккуратно уложил сразу штук семь поганок.
– Я, как бы, стараюсь из лесу ничего не возить. Либо в городе у парней покупаю, либо уж прямо в лесу и ем. Одно плохо: в поезде накроет – хоть вешайся! Двери электрички хлопают, а я от страха чуть сознание не теряю.
– Я тоже один раз начал жрать грибы и дозу не рассчитал...
– И чего?
– Раза в два больше съел, чем мог. От жадности.
– Дай угадаю! Потом ты сутки блевал?
– Не... Очнулся через день. Стою в парадной и на лампочку смотрю. Она светит, а мне смешно! Яркая такая, необычная... А чего я перед этим делал сутки – не помню.
– К чему ты это?
– Ни к чему. Просто так.
– Неинтересные у тебя истории какие-то.
Артем двумя пальцами брал гриб за ножку, запихивал в рот и, стараясь не жевать, глотал.
– Вкусно хоть?
– Любишь бумагу жевать? Тогда вкусно.
Он скривился и хлебнул из графина с кипяченой водой.
– Ты б их сварил. Супчик бы сделал. Заодно бы и с ужином проблему решили.
– Не варят их, эти грибы. От варки из них весь смак уходит. Одна гадость токсичная остается.
Парни двигали челюстями и прислушивались к тому, что творится у них внутри.
– Давайте, может, видик посмотрим?
– Давайте лучше слышик послушаем!
– Кстати, Жирный, а что это за говно у нас по радио играет?
– Это не говно. Это «Scooter». Модная немецкая группа.
– Убери на хрен этих модных немецких козлов. Поищи нормальное чего-нибудь.
– Чем тебе музыка не нравится?
– Это не музыка, это издевательство над личностью. В Европе такую пердулу гомосексуальную сто лет уже никто не слушает.
Даниил еще раз отхлебнул из бутылки. Пиво успело нагреться и потеряло даже намек на приличный вкус. Он поставил пустую бутылку к раковине, взял еще одну и закурил.
Что за музыку нынче слушают в Европе, Гребень знал хорошо.
В Варшаве он пробыл недолго, дней пять. Ночевать приходилось в «хостеле» – крытом спортзале с серым от грязи бельем. Там жили несколько десятков волосатиков со всей Европы: художники, музыканты... анаша, круглосуточное пиво, групповой секс, пение под гитару, полное отсутствие комплексов... Стоимость – $2 в сутки.
Потом он поменял оставшиеся рубли и злотые на доллары, выпросил у девочки-польки с «Alamo Rent a Car» карту и, изучив ее, решил двинуть дальше.
Всего за тридцать пять дойчмарок он купил «Wochenend Ticket» – льготный «билет выходного дня», действующий с вечера пятницы и до утра понедельника. Этого достаточно, чтобы проехать Германию из конца в конец и оказаться в Голландии.
Он заплатил за туристическую визу и, сидя в вагоне второго класса для некурящих, много часов глазел на одинаковые аккуратные домики с одинаковыми аккуратными лужайками перед входом. В восемь вечера воскресенья он сидел в Роттердаме на набережной Мааса и пил холодный «Budweiser».
На данном этапе он отлично знал, чего хотел. Он хотел жить в собственной квартире, слушать музыку, которая ему нравилась, и никогда в жизни не общаться больше со жлобьем.
Через три месяца он уже мыл полы в чумазом кинотеатрике и жил в цокольном этаже частного дома на набережной. До рейв-пароходика «Штубниц» (ежедневные, кроме понедельника, вечеринки с «экстази», тощими голландскими фройляйн и непринужденным оральным сексом в кабинках туалетов) было рукой подать, а денег за мытье полов хватало, чтобы на уик-энд до полной отключки укуриться кампучийским гашишем. И никаких тебе пьяных омоновцев.
Со временем помимо гашиша попробовал он и модный кокаин, а из Роттердама съездил не только в соседние Бельгию с Францией, но добрался даже до Рима.
Садясь на поезд или рейсовый автобус, билет Гребень покупал не до конечной станции, а только на одну остановку вперед. При входе билет проверяли, он залезал внутрь и, стараясь не привлекать внимания, ехал столько, сколько нужно.
Купив как-то билет из Страсбурга до станции Киль (двадцать франков, полтора часа езды), он спокойно доехал до Марселя (шестьсот франков, двенадцать часов езды).
В Марселе он позагорал, покупался и, решив заработать денег на обратный билет, пришел в маленькое бистро, чтобы предложить услуги в качестве мойщика посуды.
Хозяин оглядел его, скривился и сказал, что отбросы вроде Гребня никогда и близко не подойдут к его заведению.
«Сумасшедший», – подумал Гребень и пошел наниматься в другое бистро, через дорогу. Реакция – та же самая. Обойдя за вечер еще полдюжины фаст-фудов, работы он так и не нашел.
Девчонка, с которой он познакомился на пляже и у которой остановился, смеялась и советовала в следующий раз, прежде чем идти к работодателям, снять хотя бы половину сережек, а прическу убрать под кепку или платок:
– То, что прокатывает в твоем квартале Красных фонарей, никогда в жизни не прокатит здесь. Да и вообще, наверное, нигде в Европе.
Сказанное удивило Гребня. Когда люди в России не понимали его татуировок и отовсюду торчащих сережек, это было понятно. Но когда точно так же реагировали на него европейцы...
Он выходил из дому, и матери, косясь на его прическу, непроизвольно прижимали детей к себе... полицейские провожали пристальными взглядами... охранники магазинов не отступали ни на шаг все время, пока он бродил между прилавков.
Плюс ко всему он был русский, и это просто чертовски осложняло жизнь. Под утро он с приятелями возвращался с вечеринки домой, их машину останавливал дорожный патруль, и после этого все ехали дальше, а он – в участок для проверки, не просрочена ли виза.
Попытавшись однажды разораться на копов, он провел после этого в полиции не положенные полтора часа, а почти двое суток. Камера была чистенькой, с простынями в голубую клеточку и трехразовым питанием. Охранник обращался к нему «Herr». Но – вы же понимаете – это все равно была тюрьма.
Пока он общался с обитателями сквотов и посетителями рейв-party, все было о'кей. Стоило попробовать
