В решающую стадию война перешла к самому концу 1930-х. Тогда крупнейший профсоюз музыкантов ASCAP объявил забастовку длиною не хухры-мухры, а ровно в год. На этот срок всем радиостанциям США было запрещено транслировать музыку, права на которую принадлежали профсоюзу. А это была почти вся тогдашняя музыка. И что оставалось делать радиостанциям? Те, кто не хотел закрываться, были вынуждены переходить на джаз.
Нюанс состоял в том, что к неграм все эти профсоюзные штучки никакого отношения не имели. Белые исполнители чувствовали себя вполне в силах качать права и чего-то требовать. А вот негры часто играли свою музыку просто за миску супа. Собственного профсоюза они, разумеется, не имели и чтобы не помереть с голода, хватались за все. Нужно за двадцать баксов продать запись на радио? Не вопрос! Двадцать баксов тоже бабки!
В общем, на весь период забастовки радио стало транслировать исключительно джаз. Белые музыканты остались играть в залах. Там они получали свои пусть небольшие, но твердые гонорары. А джазмены не получали ничего, зато на протяжении года по радио звучали только они. И это принесло им победу.
До этого джаз был в общем-то клубной музыкой. Широкая аудитория очень слабо представляла, что это такое. Зато теперь долгих двенадцать месяцев подряд слушатели могли привыкать к джазу и стараться его полюбить. Потому что иного выхода у них все равно не было. Именно так джаз покорил мир. За это время станции наладили контакты с цветными исполнителями, а журналисты даже выучили, как некоторых из них зовут. С 1942 года в журнале Billboard (главном печатном органе музыкальной индустрии) появился так называемый «хит-парад Гарлема», в который попадали только шлягеры цветных исполнителей. В общем, когда забастовка ASCAP кончилась, иметь дело с профсоюзом станции уже не желали.
Прежде продюсеры видели свою задачу в том, чтобы угадывать, что именно хочет публика, и первыми предложить ей желанное блюдо. И только тут до всех дошло: на самом деле публика не хочет ничего. Ее желания нужно не угадывать, а создавать. Звезды не вспыхивают сами, они ждут, пока их ктонибудь зажжет.
Именно в эпоху джаза и радио продюсеры впервые обкатали модель, которой дальше будут следовать неукоснительно. Именно в тот раз они впервые сами, без посторонней помощи, создали и втерли миллионам покупателей музыкальное направление, на котором дальше можно было стричь бабки в неограниченном количестве.
Глава II: Клуб Small Paradise /Гарлем, Нью-Йорк/
О карьере радиодиджея Алан Фрид мечтал еще с довоенных времен. Ему хотелось ставить в эфир модные пластинки и получать за это большие бабки. Он получил хорошее музыкальное образование и считал, что знает в музыке толк. Однако время шло, а хоть как-то проявить себя у Фрида так и не получалось. Чем дальше, тем отчетливее Алан понимал: если кого-то из американских радиодиджеев и можно назвать конченым лузером, так это его. Отработав на радио больше пятнадцати лет, к началу 1950-х он по-прежнему всего лишь гонял унылую классику на богом забытой станции. В неделю ему платили сорок три доллара, — вовсе не бешеные деньги. Два раза Алан просил у начальства прибавки к жалованию, и оба раза ему было отказано.
К тому времени за плечами у Фрида была счастливая свадьба и рождение дочери. А потом развод и алименты. Задыхаясь от тоски и безденежья, он попробовал работать сразу на двух станциях одновременно. На одной вел утренние эфиры, а на второй — вечерние. Кончилось тем, что выгнали его с обеих. Алан стал пить. Так прошло еще два года. Хуже, чем сейчас быть уже не могло, и Фрид всерьез задумался о том, что, черт возьми, дальше.
Если быть честным, то музыкальные вкусы самого Фрида были довольно консервативны. Больше всего ему нравились композиторы Вагнер и Чайковский. Однако, день за днем принимая у себя на станции заявки от слушателей, он видел: вся эта классика давно уже на фиг никому не нужна. Молодые американцы желали слушать негров. Неприличную, пропитанную эротикой и запретными желаниями расовую музыку, для которой в то время даже еще не было придумано названия.
И вот тут необходимо небольшое пояснение. У нас в стране национальный вопрос встал ребром только в последние годы. До этого ни в царской России, ни тем более в СССР о национальной дискриминации никто и слыхом не слыхивал. И тебе, дорогой читатель, будет, наверное, сложно представить, как же все это выглядело в тогдашней Америке.
А выглядело все это не очень. Евреям в нацистском Рейхе жилось куда привольнее, чем черным в Штатах. Даже на расово терпимом Севере белого, решившегося пригласить на танец негритянку могли арестовать на двое суток. А уж что творилось на плантаторском Юге, трудно и вообразить. Там блюзовый трубач Майлз Хилтон как-то играл на танцах, а полицейский из охраны танцплощадки что-то у него спросил. Майлз ответил, забыв при этом добавить слово «сэр». Коп просто достал пистолет и выстрелил музыканту в лицо.
Американские белые жили совсем отдельно от американских черных. Они учились в разных школах, работали на разных работах, пили в разных кабаках, — и, ясен пень, слушали совсем разную музыку. Белые — слащавую эстраду, типа Фрэнка Синатры или еще хуже — крестьянскую хилли-билли, которую исполняли тупицы в клетчатых рубахах. А вот как называлось то, что слушали черные, сказать сложно. Для этой зажигательной музыки пробовали разные имена. В магазинах пластинки с первыми рок-н-роллами продавались под грифом «расовая музыка». Газеты именовали ее jig — «черномазые ритмы». Сами негры предпочитали название «южный блюз».
Решив начать радиокарьеру с чистого листа, Алан Фрид временно бросил пить и договорился с крошечной станцией WJW о том, что ему выделят ночное шоу, во время которого он станет ставить в эфир «расовые пластинки». Начальство считало идею бредом, но станция была такой маленькой и такой захудалой, что «добро» Фриду все-таки дали. Правда, от греха подальше сдвинули начало шоу аж на полночь.
В ближайшем музыкальном магазине Фрид купил несколько пластинок с никому не известными визгливыми негритосами. Сперва послушал их сам, один, дома. Сто первый раз подумал про себя, что вся эта идея — полный бред. Называлась его программа «Шоу Лунного Пса». 1 июня 1951-го скрестив пальцы на удачу, Фрид первый раз вышел в эфир.
Великая Депрессия стала для американцев вечным ночным кошмаром. Чем-то вроде Фредди Крюгера, который если уж приснится тебе, то ничего хорошего не жди. Выйти из депрессии у западного мира не получалось почти десять лет подряд. А когда Депрессия все-таки осталась в прошлом, американские богатые были готовы на все, что угодно, лишь бы она никогда не вернулась назад.
Чтобы выправить ситуацию, американское правительство предприняло несколько очень решительных шагов. Объявило о вступлении во Вторую мировую войну (вместо того чтобы болтаться по улицам, сотни тысяч молодых американцев отправились на фронт и на какое-то время это решило проблему безработицы). Разместило на гражданских заводах целую кучу военных заказов (нет штуки более полезной для экономики, чем хорошая, кровопролитная, с большими жертвами и разрушениями война). А главное, провело в 1944 году в курортном городке Бреттон-Вудс большую международную конференцию по вопросам экономики.
Суть дела там была вот в чем. Прежде эквивалентом стоимости было золото. Очень условно это выглядело так: если японцы желали купить что-то у немцев, то первым делом они на свои японские йены покупали какое-то количество золота, потом на это золото покупали необходимое количество немецких марок, а уже на марки покупали нужный им товар. И вот теперь в Бреттон-Вудсе американцы добились того, чтобы правила игры поменялись.
