щурясь на солнце, потом посмотрел на часы и пошел обратно.
Яцек Левандовски вызвал лифт, стараясь не смотреть по сторонам. И будь он чуть более внимательным, то заметил бы, что на стене слева больше нет почтовых ящиков, а в углу справа нет никакого консьержа. Но кто же отслеживает такие мелочи во сне? Поэтому Яцек просто поднялся на четвертый этаж, открыл дверь (сперва верхний замок, потом нижний), прошел в спальню, разделся и лег в постель.
Гражина Грабска по обыкновению выскочила из своего подъезда по улице Мицкевича, на ходу застегивая курточку и вспоминая, все ли документы она уложила в папку.
Гражина сегодня снова опаздывала. Но ведь это не повод, чтобы не заскочить в ближайшую кавярню и не выпить чашечку утреннего кофе от пани Баси. Там можно будет съесть сметанный коржик и попутно подкрасить ресницы.
«Гражка-Гражка, — ругала она себя мысленно, дергая непослушную застежку на куртке, — так тебя скоро выгонят с работы! И это тебе еще повезло, что контора в двух кварталах от дома, а не на другом конце города!»
Она подняла голову, чтобы посмотреться в большую зеркальную витрину парикмахерского салона «Ruza», но вместо витрины почему-то увидела проходящий мимо красный трамвай номер семь и журнальный киоск на другой стороне улицы.
— Мамочки! — сказала Гражина вслух и выронила папку.
Она быстро собрала бумаги и попятилась к двери. Споткнувшись о канализационный люк, Гражина ойкнула и заскочила в подъезд. Там она прислонилась спиной к стопе, закрыла глаза и стала читать шепотом «Богородица Дева».
— Хорошая сегодня погода, пани Гражина. — Усатый консьерж улыбался из-за стеклянной перегородки.
Гражина открыла глаза и поняла, что находится в незнакомом подъезде.
«Мамочки! — опять сказала она про себя. — Это все, должно быть, от вчерашнего лимонного ликера».
Гражина больно ущипнула себя за бедро, и в ту же секунду на глаза навернулись слезы.
— А вы кто? — всхлипнула она.
— Я ваш консьерж. Меня зовут Томаш, не узнаете?
И прежде чем он успел выйти из-за перегородки, Гражина Грабска потеряла сознание.
Франек Цибуш просыпался обычно поздно. Он медленно задумчиво одевался, обстоятельно завтракал и потом долго чистил зубы, разглядывая себя в зеркале. В прихожей он замечал, что надел свитер наизнанку, или носки разного цвета, или подтяжки задом наперед.
Спустившись этажом ниже, Франек вдруг спохватывался, что забыл очки, или портмоне, или записную книжку.
Потом он выходил из дома и попадал сразу к задним воротам городского парка, проходил его насквозь, выкуривал наконец первую сигарету и садился в автобус.
Окончательно Франек просыпался, когда из окна был виден костел Святой Бригады и водитель объявлял остановку «улица Профессорска».
Сегодня Франек шел вдоль улицы Мицкевича, удивленно озираясь по сторонам. Ни парка, ни ворот, ни автобуса он в это утро не обнаружил.
«Либо я потерял память, либо рассудок», — думал Франек.
И то и другое, безусловно, как-то разнообразило жизнь, хотя и рушило все сегодняшние планы.
Франек остановился у большой зеркальной витрины с надписью «Ruza», надел очки, внимательно осмотрел себя с ног до головы и, не найдя никаких особых изменений, двинулся дальше.
Пройдя полквартала, он обнаружил маленькое кафе «У пани Баси», автоматически нащупал портмоне в кармане и зачем-то несколько раз огляделся по сторонам.
«Все равно работа на сегодня уже отменяется», — подумал Франек Цибуш и уверенно толкнул дверь.
— Нет ничего стабильнее перемен, — сказала пани Бася и взяла Томаша под руку.
Они неспешно прогуливались по лужайке — от парковых ворот до центральной аллеи и обратно.
— Как вам показалась та молодая особа? Славная ведь, правда?
— Гражина на удивление милая девушка, — улыбнулся Томаш. — Несколько взбалмошная, но ужасно любопытная.
— Вы не сильно ее напугали?
— Она довольно быстро оправилась. С таким легким характером можно прижиться где угодно!
— Вам теперь не так скучно, пан Томаш? — Пани Бася подмигнула консьержу и легонько сжала его локоть.
— Ну что вы! Ни капельки. Представляете, она даже завела собаку!
Они еще раз прошли мимо парковых ворот.
— А этот смешной Франек теперь не только завтракает в нашем кафе, но и ужинает, — сказала пани Бася.
— Хотите сказать, что он слитком надоедлив?
— Нет-нет, что вы! Предельно деликатен и совершенно безобиден. К тому же у него оказалось прекрасное чувство юмора! А вы знаете, как я ценю чувство юмора.
Томаш посмотрел на часы.
И эту самую секунду из дома напротив вышел Яцек Левандовски. Он ступил на газон и внимательно посмотрел по сторонам. Несколько секунд он помедлил, потом спрягал руки в карманы пальто и с видом какого-то печального смирения снова вернулся в дом.
— Опять двадцать пять! — всплеснула руками пани Бася.
— Мне кажется, он безнадежен, — вздохнул Томаш.
— Он просто упрямый осел! — Пани Бася совершенно расстроилась. — Мне его даже жалко. Прямо не знаю…
— Ну, ничего не поделаешь, бывает…
— Вот именно! Давайте подождем еще несколько дней, хотя бы до субботы? — Пани Бася снова взяла консьержа под руку. — Никогда ведь не знаешь, чего от них ожидать.
Томаш улыбнулся, и они медленно пошли к автобусной
