— Слушай, — начал он неуверенно, — даже не знаю, как тебе сказать, но… только ты не пугайся! В общем, ты — это сон. И вокруг все — тоже сон. Мой сон.
— Что? — спросила она.
— Мы сейчас в моем сне, — пояснил он, — поверь мне, это так! Это, конечно, невероятно, что я тебя здесь встретил, ведь началось все с кошмара.
— С кошмара? Но это полная чушь! — сказала она. — Ты сошел с ума, если веришь, что все вокруг — сон.
— Да ты же помнишь, как мы познакомились? Я защищал диплом, а оказалось, что забыл надеть штаны дома, и, в общем, все бы закончилось очень плохо, как всегда в таких снах, но ты меня выручила, дав свои тренировочные. Ну подумай, кто на самом деле придет на защиту диплома без штанов? К тому же я давно уже не студент, просто иногда в кошмарах я до сих пор вижу своего научрука. Он был тот еще тип.
Она задумалась. Да, тогда она просто не обратила внимания, но ведь и правда это было так странно…
— А кто тогда я? — спросила она с испугом. — Если все вокруг — твой сон, то откуда здесь я?
— Ты только не бойся, все будет нормально! — Он положил руки ей на плечи. — Понимаешь, и ты мой сон. Но это не страшно! Я был у психотерапевта, тот сказал, что ты — моя Анима. И что это очень хорошо, что мы встречаемся, ведь не каждый мужчина в состоянии признать свою Аниму и ее не бояться…
— Я — твоя Анима? — повторила она чуть слышно.
— Да, ты — моя Анима. Но мы это исправим. Я нашел одного человека, он продает такие пилюли… если ты будешь есть по одной в день, то сможешь жить в мире реальных людей. Ну, что скажешь?
— Подожди. — Она задумалась. — Если это — твой сон, то тогда наяву ты должен выглядеть не совсем так?
Он смутился:
— Да. Ну я ведь сказал, что уже не студент. Давно. Мне пятьдесят. И еще я сейчас без работы. И люблю играть в «Линейку»…
— Нет, так не пойдет, — сказала она. — Мне нужно подумать. Больше сюда не приходи, через месяц я сама тебе позвоню.
Честно говоря, звонить ему она не собиралась.
Своего Анимуса она нашла за неделю. Они встретились в кафе в его обеденный перерыв. Он выглядел загоревшим, растолстевшим, и прическа у него была дурацкая и ему совсем не шла.
— Ты знаешь, — сказала она, — я была не вполне права. Я подумала, может быть, у нас есть еще шанс? После всего, что мы пережили…
— Ты знаешь, — ответил он, — боюсь, что уже поздно. Я встретил девушку… в общем, она чей-то давно забытый сон, поэтому она скучала, сидя в библиотеке, а я как раз пришел туда, чтобы найти какую-нибудь книгу о том, как вернуться в свой мир… ну и мы встречаемся уже полгода. И собираемся переехать в другой сон, потому что здесь все эти полуголые школьницы, и студентки, и эльфы, так что она ревнует. Мы решили попробовать наяву…
— Наяву? Три ха-ха! — сказала она. — А ты знаешь, что это твое «наяву» — всего лишь сон?
— Конечно. Все наяву — чей-то сон. И все сны — чья-то реальность.
— Ну хорошо, приятно было с тобой повидаться.
Она вышла из кафе, решив прогуляться и собраться с мыслями. Побродив полчаса, она направилась в аптеку, где нашла полку с травами.
— А что у вас есть для крепкого сна? С хорошими снами? — спросила она у консультанта.
— Возьмите сбор сонный.
— Отлично, беру. Мне, пожалуйста, две пачки.
ВРАЧ МЕРТВОЙ ВОДЫ
Бенда — лучший врач в провинции. На ежегодном празднике белых лучей его место — по правую руку от управителя, и всего лишь третьим, после главного астролога и казначея. Бенда — один из самых уважаемых людей провинции, и все это знают, а кто не знает, пусть посмотрит на праздновании или спросит у людей.
Бенда — чужак, его волосы светлы не от возраста и втекшей в тело мудрости, а глаза серы, как небо в редкий дождь. Бенде не любят смотреть в глаза, отводят взгляд, ибо неосторожны лишь глупец и дитя, и никто не знает, что ощущает душа, когда ее вытягивают из тела светлыми глазами, как щипцами холодного металла — ребенка из тела измучившейся роженицы.
Бенде — лучшего курдючного барана из стада того дома, откуда исцеленный. Бенде — светло-золотистого акациевого меда и отборных темно-рубиновых на разломе гранатов. Бенде — праздничный халат, где птицы вышиты серым и сиреневым речным жемчугом, и мягкие сапоги с серебристой отделкой. С каждой удачной рыбалки на озере Бенде приносят рыбу, и собиратели хвороста тоже оставляют часть на его дворе. Дом Бенды не огорожен забором, лишь деревья, дающие благословенную тень, да виноградные лозы с прозрачно-розовыми гроздьями, оплетшие подпорки, отделяют владения врача. Источник во дворе у Бенды, и в поросшую темным мягким мхом каменную чашу вытекает чистая вода из бронзовой трубы-кувшина — можно приникнуть и пить, и хвори от того не будет. Ни один разбойник или грабитель не тронет Бенду и имущество его — ибо если жадность и способна лишить ума, то уж точно остановит лихого человека страх.
Ни один отец в провинции не выдаст за Бенду дочь, если осталась в сердце хоть капля любви к порожденной. Ибо не будет ей счастья и иссохнет она в несколько лет. Если же успеют появиться дети — тем хуже для них: недолго им видеть солнце и радовать собою мир. Краткие годы отпущены тем, кто слишком приблизился к Бенде и таким, как он, — повянет ранний цвет и не даст плодов. Разве что совсем дальнюю чужачку, не знающую законов, может взять Бенда себе или же сговоренную по клятве: тут уж ничего не попишешь, слово свято, отдадут — да и оплачут, не по-свадебному, а полным голосным плачем, и черным рисом просыплют дорогу позади нее, и обернуться несчастная не посмеет.
Бенде не нужны несчастья соседей. Он вообще не думает о женитьбе. Он столько раз прикасался к женщинам хирургическим ножом, щипцами и трубками, что ночи его опустели, как у старика, — хотя Бенда не стар. Его отец в этом возрасте взял третью жену, и еще четыре брата появились на свет, прежде чем Бенда покинул дом. Но отец был купцом, и деньги вились вокруг него, словно ночная мошкара возле лампы, и Бенда не знает, сколько теперь у него братьев и сестер. На миг задумывается, какие они нынче — те, кого он помнил? Но память скрыла лица, знакомые с детства, мягкой пеленой, и Бенда останавливается, усмехается — зачем это? Молчит кровь, не тянется к родству — так тому и быть. Все уже в том возрасте, когда идти — самим.
Не о том думает Бенда, не то горит в солнечном сплетении сухим непраздничным огнем.
Много сил положил он, чтобы стать врачом. Много бессонных ночей и выжженного масла в лампах позади. Многие книги прочитаны им, и страницы встают перед глазами — только вспомни, и не только слова, но почерк, лапах, шорох — все осталось с Бендой. Не худшим был он
