почувствовал.
«Я тебя очень внимательно слушаю», — в устах Лойсо Пондохвы это вкрадчивое приветствие прозвучало весьма неожиданно.
«Я хочу тебя убить, Лойсо», — сказал я. И умолк, не понимая, что тут еще можно сказать.
«Какая оригинальная причуда! — тут же отозвался он. — С чего бы это вдруг? Хотел бы я знать, как способные молодые люди приходят к столь безрассудным идеям?»
Его вопрос застал меня врасплох. Стыдно признаться, но я совершенно не подготовился к разговору, хотя времени на это у меня было предостаточно. Но мне в голову не приходило, что Лойсо станет со мной вот так запросто болтать, да еще задавать вопросы, которые требуют ответов. Был почему-то уверен, что он будет так возмущен моей наглостью, что тут же примчится меня убивать. Поэтому пришлось сказать первое, что пришло в голову: «Мне надоело довольствоваться кровью слабых».
Глупо, конечно, зато вполне в духе Безумного Рыбника.
«О, как я тебя понимаю! — откликнулся Лойсо. — Кровь слабых всюду, куда ни глянь, жидкая кровь слабых, глаза бы на нее не глядели. Каждое утро вместо кружки камры — чаша с кровью слабых! И что тут будешь делать? Бедный, бедный Рыбник. Заведи себе приличного повара, вот мой совет. Ты же богатый наследник, насколько мне известно. И в любом случае оставь меня в покое. Ничем не могу быть тебе полезен».
Переговоры, таким образом, зашли в тупик. Поэтому мне пришлось начинать все сначала.
«Я хочу убить тебя, Лойсо».
«Будь честен хотя бы с собой. Расстановка сил тебе известна, иллюзий быть не должно. Твоя настойчивость свидетельствует, что на самом деле ты хочешь умереть от моей руки, — откликнулся он. — Экий нетерпеливый. Скоро этот Мир прекратит свое существование и ты вместе с ним. Или ты не любишь заниматься важными вещами в большой компании? Такие предпочтения делают тебе честь, но все же это твои проблемы. Я не обязан их решать. Убей себя сам — да хоть о ближайшую стену».
Лойсо оказался прекрасным собеседником, но я не мог показать себя достойным партнером в диалоге и продемонстрировать понимание. Для этого пришлось бы выйти из роли, а такую роскошь я не имел права себе позволить. Разумное поведение могло бы насторожить и менее проницательного человека, чем Лойсо Пондохва. Хотя, если быть совсем уж честным с собой, роль невменяемого болвана меня тяготила. Обаяние Лойсо было таково, что мне сразу захотелось ему понравиться. Потом я не раз слышал, что все его жертвы чувствовали то же самое. Думаю, так оно и есть.
Но чему-чему, а выдержке я, хвала магистрам, успел научиться. Поэтому продолжил в том же духе: «Мне нет дела до того, когда прекратит свое существование Мир. Мне нужна твоя кровь, поэтому я хочу тебя убить».
«Ты глупый и буйный, как все молодые колдуны, — откликнулся Лойсо. — И в голове у тебя каша. Все могло бы сложиться иначе, если бы твой дурень отец бросил тебя на пороге моей резиденции, вместо того чтобы тащить в орден, где его самого из способного мальчишки быстро превратили в полное ничтожество. Знаешь ли ты, что я бы согласился взять тебя в ученики? Твой отец об этом прекрасно знал, но не посмел ссориться со своим орденским начальством. И думаю, дело не только в этом. Родители почти всегда инстинктивно, но безошибочно выбирают для своих детей наихудшую участь из всех возможных. И чем больше любви испытывает человек к своему ребенку, тем сильнее в нем потаенный инстинкт убийцы. Интересный парадокс, да? Но сделанного не воротишь, теперь ты слишком взрослый, да и времени почти не осталось, так что не станем грезить о несбыточном».
Он говорил очень интересные вещи, но я упрямо гнул свое, поскольку именно так вел себя в бытность Безумным Рыбником. Еще раз повторил: «Я убью тебя, Лойсо» — и умолк.
«Твоя настойчивость вызывает сочувствие, но убить меня невозможно. Я бессмертен, и с этим ты ничего не сможешь поделать. Тебе не достанется ни единого глотка моей крови. И ни единого шанса выжить у тебя не будет. Поэтому подумай как следует».
«Тут не о чем думать, — отрезал я. — Я хочу тебя убить. Это все».
«Ладно, посмотрим, — неожиданно сказал Лойсо. — Может быть, я тебя все-таки убью, если уж так неймется. Иногда надо делать людям подарки».
После столь обнадеживающего обещания Лойсо исчез из моего сознания, и я не стал связываться с ним снова. Эта, можно сказать, дружеская беседа почему-то совершенно меня вымотала. Если бы Лойсо заявился ко мне прямо сейчас, я бы вряд ли нашел в себе силы поднять руку, о прочем уж и не говорю.
Но он не заявился. Зато прислал мне зов — ночью, когда я лежал на спине, глядя в потолок, и, забыв обо всем на свете, медленно вдыхал и выдыхал воздух. Его появление оказалось полной неожиданностью. К нападению я уже был более-менее готов, а вот к необходимости поддерживать беседу — нет.
«Днем у меня не было времени с тобой болтать, — сказал он. — Теперь есть. Нынче ночью у меня никаких развлечений. Поэтому будем говорить. Мне интересно».
«Что может быть интересного в болтовне? — вполне искренне огрызнулся я. — Лучше приходи. Будешь развлекать меня разговорами, чтобы не было скучно грызть твою глотку».
«А ты забавный, — обрадовался Лойсо. — Только знаешь что? Кончай придуриваться. Я вижу тебя насквозь. И знаю, что ты вовсе не такой безумный болван, каким зачем-то притворяешься. Ты давно держишь свое безумие под контролем, это совершенно очевидно. Не знаю, из каких соображений ты продолжаешь ломать комедию, но со мной этот номер не пройдет. Только удовольствие упустишь. Я имею в виду, удовольствие от беседы. Что касается моей глотки, она тебе не по зубам, причем ты сам это прекрасно понимаешь. Но зачем-то упорствуешь, как будто и правда безумен».
Он меня раскусил, что тут скажешь. Оставалось одно — стать искренним. Не до конца, конечно, до какого-то предела, но только искренность могла сейчас спасти ситуацию.
«А я действительно безумен. Тот факт, что я это контролирую, ничего не меняет. Поэтому я не прикидываюсь, а просто иногда отпускаю себя на волю. Почему нет? Это — желанный отдых».
«Вот это я как раз могу понять. Я тоже иногда отпускаю себя на волю, — сказал Лойсо. Помолчал и добавил: — Но не слишком часто».
«Интересные дела», — откликнулся я. Потому что не знал, что тут еще можно сказать.
«Как раз не слишком. Есть вещи и поинтереснее, даже в этом Мире, который, по правде сказать, скучен чрезвычайно».
Мир не казался мне скучным — ни в ту пору, ни сейчас, вообще никогда. Прежде чем с легким сердцем объявить его таковым, мне бы понадобилось как минимум перелопатить содержимое всех библиотек, публичных и приватных, побывать во всех городах и пересечь все континенты, завоевать Арварох, потом уступить его в сражении новому завоевателю и бежать, прихватив с собой нескольких верных друзей и сундук, набитый драгоценными жуками, поступить на службу к укумбийским пиратам, сделать карьеру при дворе куманского халифа, рыбачить в Ташере и торговать рабами на границе Великой Красной пустыни, поучиться в нескольких университетах, основать и возглавить хотя бы один орден и, конечно, обязательно найти свою Тень и поглядеть, что из этого выйдет. Если бы ни одно из перечисленных действий не показалось бы мне увлекательным, я бы с чистым сердцем согласился с Лойсо. Но и возражать ему я не стал. Что толку?
«Ты стал безумным после того, как выпил воду из орденских аквариумов? — спросил тем временем Лойсо. — В свое время, три дюжины, что ли, лет назад, об этом много судачили. Самая смешная история в череде дурацких саг об охоте за силой. Лихо ты обстряпал это дельце!»
