Порванные трамвайные провода. Сваленный фонарь. Валяются бумажки, окурки, бутылки. Чей-то потерянный красный бант.
Предлагают спирт, не денатурированный.
– А может, из анатомического музея? На чьих-нибудь внутренностях настоен?…
В разных местах города открываются питательные пункты – бесплатная кормёжка всех солдат, да и студентов. Счастливы кто набредёт, кормятся.
Целый день протаскались солдаты по городу – кто с винтовками, кто отдал или продал. А морозец – и некуда деться вечером, как опять в казармы.
От Литовского замка всё валит чёрный дым. Едкий дым пепелища.
И от дома Фредерикса.
Перед типографиями, где ожидается выпуск газеты, собираются очереди из студентов, обывателей, рабочих, военных.
К вечеру начинают раздавать дополнение к «Известиям Совета Рабочих Депутатов» – манифест большевиков.
К вечеру всё больше громят и частные квартиры. Стучат – и врывается, кажется, вся улица. С винтовками, пулемётные ленты через плечо: «Отсюда стреляли! Прячете офицеров?» Бросаются на обыск. (Не дай Бог у кого – офицерское обмундирование). Барышня-хозяйка стоит в нервной дрожи. Ничего не нашли – «ещё вернёмся!». С гвоздика исчезли часы Лонжин.
Пьяные матросы из гвардейского экипажа, что на Крюковом канале, врываются в квартиры близ Мариинского театра, грабят, забирают военных.
А которые солдаты вежливые и не воруют, те уходя просят у хозяев «на чай» за свой революционный труд.
По мостам, по Невскому – автомобили всё жужжат, всё гудят, всё гоняют. И крики «ура! ура!».
С двух сторон Невы автомобили скрещиваются снопами света, вырывают чёрные толпы в тревожном движении.
Вечером в городской думе в большом Александровском зале – запись студентов, желающих вступить в состав городской милиции. Являться с матрикулами в подтверждение – а идёт и так. В кабинете городского головы дамы и барышни режут на полосы куски белого холста, сшивают в виде нарукавных повязок. Кисточкой, красной краской рисуют буквы «Г. М.» И прикладывается печать городской управы.
Вечером пошёл большими мягкими хлопьями всё убеливающий снег.
Улицы были плохо освещены: много фонарей побито или проводка попорчена. Окна домов все тщательно завешаны. Там и сям – ружейные выстрелы. Чокают пулемёты.
И опять ползёт грузовик с вооружёнными рабочими, с тусклыми жёлтыми фарами, сверху – красный флаг.
А то – прокатил броневик. «Ярославль».
Прошёл слух, что на Варшавском вокзале высаживаются фронтовые части! И – всё вокруг дружно побежало, вооружённые бросали винтовки, смежные кварталы опустели.
А на Балтийском вокзале, рядом – и действительно стали высаживаться: школа прапорщиков из Ораниенбаума и ещё доехавшие пулемётчики. Слух понёсся – и у Таврического передавали: у Балтийского вокзала кровопролитное сражение.
Когда ж удостоверились, что прибывают части, поддерживающие революцию, – думский Комитет послал туда депутатов, встретить войска речами. Автомобиль для этой поездки дал депутатам великий князь Кирилл Владимирович.
Перед войсками после приветствий извинялись о помещениях: Комитет Государственной Думы старался, сколько мог, но не взыщите, что временно придётся потесниться.
Потом депутаты поехали ко дворцу Кирилла. Он встретил их у подъезда и обратился к ним, сопровождающим солдатам и кучке ротозеев:
– Мы все – русские люди, мы все – заодно. Нам надо теперь позаботиться, чтобы не было лишнего беспорядка и кровопролития. Мы все желаем создания настоящего русского правительства.
А пулемётчики под густым снегом пошли пешком к местам расквартирования. Как с позиций (на которых ещё и не были): все в снегу и таща обледенелые пулемёты.
Лояльный обыватель или переодетый офицер думают: ну, ночь наконец! Набегаются, настреляются, накатаются на чужих автомобилях – на ночь разбредутся же по домам и по казармам спать. А ночью – придут же на Петроград военные части, и всё легко возьмут. Достаточно одного крепкого полка.
И правда, к ночи сквер перед Таврическим опять совсем обезлюдел. Стоит несколько мёртвых автомобилей. Под снегом покинуты и охраняющие пушки, никого нет возле них.
