Устругов вздрогнул, очнулся. И, чиновничья душа, отказно глянув на дерзких революционеров, заикаясь:
– Нет, господа, этого не могу… Такое распоряжение… невозможно.
– Что-о?
– Как? Отказываетесь?
Вдруг из угла выбежал длинный худой Рулевский с револьвером – и приставил прямо к переносице Устругова:
– Отказываешься?
И Ломоносов присмехнулся:
– Милейший, придётся подчиниться.
ДОКУМЕНТЫ – 6
Виндавская ж-д, ст. Дно
1 марта (около 8 ч. утра)
Благоволите немедленно отправить со ст. Дно в направлении на Бологое два товарных поезда, занять ими разъезд и сделать фактически невозможным движение каких-либо поездов. За неисполнение или недостаточно срочное исполнение настоящего предписания будете отвечать как за измену перед отечеством.
Комиссар Государственной Думы
Бубликов
240
Кажется, никогда так трудно не выбуживали – да ведь не молодое офицерское время. Сперва Родзянко вообще ничего не мог разобрать-понять: смотрел на часы – шестой час?
А лёг в три? И кто затеял требовать, почему? Ах, этот Бубликов неуёмный.
Этот Бубликов вчера вечером ни с какой целью, просто из революционного озорства, предлагал: не остановить ли царский поезд? Охладил его Родзянко, что цели такой нет.
А сейчас он докладывал, что царь слизнул – так буквально, слизнул: от Малой Вишеры повернул назад!
Вот так-так! – пробуждался Родзянко. – Что ж это могло значить? Намерения Государя переменились?
Но оторванному ото сна так трудно уразуметь, ещё трудней что-нибудь решить.
Да, хотели же повидаться. Куда он?
Что-то надо ответить.
– Вот что. Вы дайте Государю по линии телеграмму, что я прошу у него аудиенции в Бологом. И приготовьте мне на Николаевском вокзале поезд, я скоро поеду.
Но хорошо – сказать. А не только сил нет подняться – а как же ехать самовольным решением? Ведь заругают. И – с чем ехать? Чего просить? на чём настаивать? А если Государь – ни на что не согласится, тогда как? Надо с коллегами посоветоваться. А они спят хоть и в Таврическом – так тоже не добудишься, не досознаешься.
И сам свалился ещё на полчасика.
Разбудила жена через два: от Бубликова всё звонят, и поезд готов!
Ну, теперь уже время человеческое. Голова прояснела – и стукнуло в неё: да не в Москву ли??… Да не в Москву ли он покатил?
О, конечно! И там объявит свою столицу! И оттуда будет давить мятеж.
А мы – не успели Москвой овладеть.
Плохо!
Надо догонять! Надо удержать Государя от безумия!
Ах, время пропустил!
Скорей умываться! Скорей автомобиль!
Покатил в Таврический.
Под лежачий камень вода не течёт. Надо нагонять Государя! И остановить его от чего-то непоправимого. И окончательно перенять себе правительственную власть, ответственное министерство.
Всё твёрже и увереннее наливался Родзянко. Наконец, пришло время говорить с Государем не только в форме верноподданной просьбы. Подошёл момент и потребовать.
Ему рисовался разговор достойный, независимый, собственно – равный, даже с перевесом сил у Председателя. Разговор, начинающий новую эру в истории России.
По сути он хотел перенять власть из слабых рук Государя в свои сильные – дня пользы родины.
На февральском докладе почему-то так почувствовал, сказал Государю: это я последний раз у вас, больше не увидимся.
А вот и увидимся.
Но в Таврическом ещё никого он не успел созвать, как телефонировал Бубликов: царский поезд упущен! улизнул из Бологого без разрешения на Валдай!
На Валдай? На Старую Руссу? Куда ж это? Ну, хорошо, что не на Москву. И ещё лучше, что не в Ставку.
Ну, держите мой поезд под парами, скоро поеду!
Куда ж он двинулся? Если на Петроград – то уже был совсем рядом, зачем же объезжать?
Тут недремлющий секретарь – у Председателя, несмотря на всю сумятицу в Таврическом, ещё были секретари, и у них столы, и они пробивались через толчею, – поднёс копию записки великого князя Кирилла начальникам царскосельских воинских частей. Поскольку гвардейский экипаж Кирилла приписан к Царскому Селу, то и сам он как такой начальник сообщал остальным, что он, свиты Его Величества контр- адмирал Кирилл, со своим экипажем вполне присоединился к новому правительству – и уверен, что также все остальные царскосельские части присоединятся.
Здорово! Вот это – неожиданная поддержка! Удивил и изумил! Даже развеселил: уж если видные члены династии и сами присоединяются… и ещё других зовут! Наша победа!
Сильно взбодрился Родзянко, совсем другое ощущение. Наша победа! (Да что ж он сам, голубчик Кирилл, не докладывается, прямо?)
А каково теперь ведьме в Царском Селе?
Легка на помине. Комендант царскосельского дворца передавал просьбу государыни принять меры к водворению порядка в Царском Селе и в районе дворца. И ещё такая от государыни просьба: не может ли господин Родзянко приехать к ней этим утром переговорить?
Ну, дура форменная, не представляющая жизни! Как она это себе воображает, что Председатель поедет к ней сейчас с визитом? Как бы это выглядело в глазах революционного Петрограда! Раньше даже не приглашала к завтраку, когда он ездил на всеподданнейшие доклады. А теперь – просила приехать? Как смирилась! А почему потеряла вчерашний день, и вечер, и ночь, пренебрегла родзянковским советом уехать поскорей? Ждала супруга? А он вот повернул.
Ну, двух депутатов Думы послать на успокоение Царского можно.
Кажется, день начинался неплохо. Рассвело. Вот уже скоро опять, наверно, станут подходить к Таврическому с музыкой и в дурном строю воинские части, желающие приветствовать Думу. И в общем, эти шествия лучше, чем солдатский бунт. Но сегодня пусть служит отечеству горлом кто-нибудь другой – а Председатель поедет на переговоры с царём.
