Она – чётко это бросала, и такое решительное жёсткое выраженье взялось на её лице, подпрыгнули нити ожерелья на груди, – кажется, сама бы сейчас повела войска.
– Но Ставка…
– Да что может оттуда понимать Ставка? Государя нет, Алексеев ещё больной, что он может решить? – гневалась царица, гнев очень шёл к её лицу.
Но в Иудовича никак не вкинулось её возбуждение, он оставался совсем покоен: почтителен – а не согласен.
– Изволите видеть, Ваше Императорское Величество, – приказ. Приказано – не открывать междуусобицы. – Он даже с грустью отвечал ей, что не давали ему проявить свою генеральскую власть. Но ведь и не свой же народ укладывать, когда такая война идёт.
– Междуусобицы? Конечно не надо! Кровопролития? Ни в коем случае! Но вы соберите все свои полки и торжественным маршем с музыкой вступите в город! И всё! И одни – сразу разбегутся, а другие сразу подчинятся и успокоятся. И всё. Лишь бы был проявлен авторитет власти! Кровопролития – конечно не должно быть, ни в коем случае!
Ну, так это же самое и генерал говорил. Так же ему и приказывали.
– Но – какие переговоры? Какое «новое правительство»? – поднялась государыня в досаде, – и тотчас же поднялся генерал. Она пошла по комнате, а он поворачивался в ту сторону, где она.
Это «новое правительство» досадней всего её и прижигало, она знать его не хотела (хотя вынуждена была просить у Родзянки защиты), – самозванцы, думские мерзавцы!
Она бессильно выхрустывала кистями. Акцент её стал сильней:
– Но ведь этот же приказ – не Государя?!
– Начальника штаба Верховного Главнокомандующего, – почтительно напоминал генерал. – А с Его Величеством у меня связи нет.
Да! Всё возвращалось к тому же! – нет связи с Государем! Надо искать и вызволять Государя!
Остановилась. И сплела руки на груди, как бы молитвенно:
– Вы правы, генерал. Прежде чем действовать – сейчас самое важное нам: найти и освободить Государя.
Самое важное сейчас – государыне соединиться с Государем. Сейчас под защитой генерала можно было бы всей семье поехать к нему. Но – нельзя вырывать больных из постелей, превратности пути, да и неизвестно, куда ехать, и отряд генерала – не больший, чем у них тут защитники во дворце.
– Надо выручить Государя! – решила она окончательно. – И открыть ему путь сюда. Можете вы привести поезд Государя – сюда?
Вздохнула широкая испытанная грудь богатыря, колыхнулась сивая борода:
– Ваше Императорское Величество! Я – с полной готовностью! Если бы мне удалось прорваться до Дна – я бы там дальше поискал бы поезд Его Величества, высвободил бы его – и он смог бы приехать к вам!
Генерал стоял – не колебнулся, смотрел – не моргал, мудрый старый полководец.
(Тогда освобождался он – не только от похода на Петроград, но даже и – штаб обосновывать в Царском).
Ему, правда, было жалко государыню при больных детях и в двух верстах от взбунтовавшихся полков. Но тут – охрана была неплохая.
Государыня смотрела с надеждой и благодарностью на милого старика, постепенно уразумевшего положение. Просветлилась от новой мысли:
– Генерал! У меня – письмо для Государя, которое нельзя, чтобы попало в
Договаривала уже на ходу. Чуть приподнимая долгую юбку, быстро вышла из комнаты. Из-за портьеры послышался шорох, разговор по-английски.
Иудович быстро соображал. Упаси Бог брать такое письмо. Ведь его, как самого простого офицера, могут в любой момент захватить, обыскать, да хоть вот сейчас, в пустынном Царском Селе, ещё до вокзала. За такое письмо не погладят: участник заговора.
Государыня возвращалась с письмом в руках, одаряя улыбкой. И протянула – пальцами в перстнях и с обручальным кольцом Государя – конверт.
Иудович, всё с тем же старо-генеральским благородством, преданно и проникновенно отрапортовал:
– Ваше Императорское Величество, это никак не возможно. Я могу пасть в бою. На моих руках – отряд. И я не уверен, что так быстро достигну Государя сам.
– Но пошлите кого-нибудь! – ещё всё не отняла она протянутого конверта.
– Никак нет, Ваше Величество. Не имею такого надёжного человека, с кем бы послать.
Государыня вскинула голову породистым движением, в царственном недоумении.
Иудович исклонился весь, объясняя:
– Ваше Императорское Величество, моя офицерская служба, чуждая искательств… Сорок семь с половиной лет… Ведь я – не из-за себя. Как же можно вашим драгоценным письмом рисковать? Как же можно ваши августейшие планы допустить в руки какого-нибудь негодяя?…
Генерал Иванов очень спешил прочь из дворца, но в ярком вестибюле его нагнал дежурный офицер – и подал ему с дворцового телеграфа ещё новую телеграмму в сером запечатанном конверте с дворцовым гербом – только что пришедшую.
Досадуя, что не успел уйти, генерал вскрыл.
Такая же была, с дворцовым гербом, толстая бумага, и на ней красивым каллиграфическим почерком выведено:
«Псков, 0 ч. 20 мин. Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. Николай».
Ну! Последние оковы спадали с рук обременённого генерала. Не надо вступать в Петроград! Не надо собирать войска! Даже не надо принимать никаких решений. И Государя вызволять тоже не надо, он приедет сам!
Отлично! Отменно! Всё предусмотрел Николай Иудович – и всё правильно! Хорошо, что не начал стрелять, вот бы влип. Хорошо, что не совался в Петроград.
Весёлый ехал он по перепойной или напуганной безлюдности Царского Села. Нигде не было ни толп, ни патрулей, ни часовых, ни прохожих, всё убралось в дома и казармы. Да морозец! Проехал до станции благополучно.
На плохо освещённом вокзале стоят его тёмный эшелон в полусотню вагонов. Иванов приказал готовить отъезд. Оба паровоза уже были прицеплены назад. Для лучшего сосредоточения ясно, что ему нужно оттянуться назад.
Его отход из Царского Села был более чем разумен: здесь его может что-нибудь заставить принять решение. А ему надо – не принимать никаких решений.
А иначе и не достичь приказанного ему умиротворения.
Тут прибежали со сведениями, что 1-й запасной стрелковый батальон и с ним тяжёлый дивизион движутся к вокзалу.
Ну, так и ждал! Несомненно: чтоб захватить или перестрелять весь георгиевский батальон! Как хорошо, что не вышли из вагонов. И так ещё удивляться, что простояли благополучно.
На паровозы он велел поставить караулы из своих георгиевских кавалеров. А начальника станции прихватить с собой как заложника – чтоб не произвели чего со стрелками или со сцепами.
И велел немедленно трогать в два паровоза – назад, на Вырицу.
БОРОДА МИНИНА, А СОВЕСТЬ ГЛИНЯНА
