замок. На его месте сейчас известная каждому калининградцу большая площадь с фонтанами и цветниками перед массивным, недостроенным и теперь уже никому не нужным зданием-монстром — символом ушедшей советской эпохи. Так и не состоявшийся Дом Советов стоит бесполезной громадой, и никто не знает, что делать с ним, разоренным, опустошенным, брошенным. Сколько стоять колоссу, одному Богу известно. И остается только надежда на то, что кому-нибудь придет в голову гениальная идея и будет найдено удачное решение, которое сможет вдохнуть в него новую жизнь.
Автор этих строк, как, впрочем, и многие калининградцы, конечно, помнят, как выглядело это место полвека назад: тогда здесь не было еще ни гостиницы, ни безвкусных, похожих на фабричные корпуса, махин торговых комплексов, ни эстакадного моста через Преголю. Среди громадного пустыря, лежащего между пятиэтажками, возвышались зловещие руины Королевского замка.
К середине шестидесятых годов от замка действительно остались лишь развалины. В 1954 году была взорвана угрожающая рухнуть стометровая колокольня, в 1955-м — подорваны стены северного и южного крыльев замка, а кирпич стал использоваться для изготовления строительных блоков. До 1956 года, когда разрушение Королевского замка было временно приостановлено, на его территории работала камнедробильная установка, превращавшая в пыль старинный кирпич с острова Эзель. Спустя годы стало известно, какая острая дискуссия развернулась в это время в связи с намечаемой окончательной разборкой руин. Мы знаем и о письме Брежневу главного архитектора города В. В. Ходаковского, и об активной позиции писателя В. П. Ерашова, архитектора В. Еремеева, участника штурма Кёнигсберга Г. Зуева, и о выступлении первого секретаря обкома Н. С. Коновалова, энергично поддерживавшего на собрании актива в декабре 1965 года планы уничтожения «фашистского замка». Так или иначе, но с 1966 года начались плановые работы по ликвидации сохранившихся частей сооружения: подрывались башни и стены, обрушивались своды, разбирались на кирпич и камни горы обломков… Замку оставалось жить считанные месяцы.
Именно в это время мне, тогда еще московскому школьнику-старшекласснику, довелось побывать в Калининграде и оказаться в центре событий, которые надолго запали в память, определив во многом тот жгучий интерес к прошлому этого города, который сопровождает меня и в зрелые годы. Поскольку обстоятельства моего давнего знакомства с Королевским замком имеют прямое отношение к рассказу о древнейшей части тевтонской твердыни и связанными с нею версиями об укрытии художественных ценностей, давайте пытаемся окунуться в весенний день 1967 года, когда мы, двое шестнадцатилетних ребят-одноклассников, учеников 427-й московской школы Андрей Пржездомский и Володя Черный сидели на боковых местах в самом конце плацкартного вагона скорого поезда № 29.
Внизу под откидным столиком стояли на полу наши спортивные сумки, на плече у меня висела старая потертая папина полевая сумка с оттопыренным клапаном, а Володя сжимал в руках футляр старенького «ФЭДа». С каждой минутой мы приближались к цели, которой жили последние месяцы школьной жизни и которой были посвящены наши разговоры на переменах, множество записей и рисунков на последних страницах школьных общих тетрадей.
За окном уже мелькали пригороды большого города. Земля, освободившаяся от снежного плена, была покрыта мусором. Повсюду у заборов, у стен покосившихся сараев еще виднелись пласты почерневшего снега. Поезд замедлил ход. Рядом замельтешили пути со стоящими на них составами и отдельными вагонами, станционные постройки, длинные кирпичные сараи под черепичными крышами. За частоколом еще голых деревьев виднелись городские здания, улицы. Вдали медленно проплывали две высокие колокольни — одна с округлым черепичным куполом, другая — готическая, с зияющей на месте бывших когда-то часов пробоиной. Много позже первая из них, именовавшаяся Лютер-кирхой, была взорвана и на ее месте до сих пор пустота, а вторая — бывшая Кирха Святого Семейства — стала Калининградским органным залом.
Пассажиры, нагрузившись вещами, стали проталкиваться к выходу в тамбур, запрудили проход. Медленно наплывало здание вокзала, поезд тихо въезжал под застекленную крышу перрона. С двух сторон появились платформы с суетящимися на них фигурами встречающих и носильщиков, спешащих к пребывающему московскому поезду.
Под гулкой крышей вокзала, сквозь открытые окна вагона, впустившие запахи весенней свежести, мазута и какого-то специфического станционного духа, зазвучало: «На вторую платформу первого пути прибывает скорый поезд номер двадцать девять, следующий из Москвы». Состав проехал еще немного, заскрипели тормоза, вагоны слегка дернулись, и поезд застыл на месте. Пассажиры засуетились, стали выходить на платформу. Возгласы встречающих, крики носильщиков «Посторонись!» слились в однообразный гул.
Мы выбрались из общей толкотни, спустились на платформу, с интересом озираясь по сторонам. В этом городе нас никто не мог встречать, и, постояв немного, мы с Володей направились к спуску в тоннель, ведущий в город…
Калининград давно будоражил наше воображение. В свои шестнадцать лет мы уже были достаточно хорошо осведомлены в истории и знали, что земля, именуемая ныне Калининградской областью, совсем еще недавно, каких-нибудь двадцать с лишним лет назад, проклиналась всем человечеством, так как являлась частью страны, которая породила страшное чудовище XX века — германский фашизм. Это была та самая Германия, вернее восточная ее окраина, откуда прусская военщина испокон веков осуществляла свою агрессию на Восток. Со времен псов-рыцарей захватчики несли отсюда народам Польши, Литвы, России кровь, слезы и смерть. Но мы знали также, что никакие кровавые события истории не способны были стереть в памяти людей страницы прошлого, связанные, например, с именем Канта, Бесселя, Эйлера, пребыванием в Кёнигсберге выдающихся россиян, созданием незаурядных архитектурных памятников…
Калининград привлекал не только своей многовековой историей, но и возбуждал воображение своим необычным видом: во второй половине шестидесятых годов среди множества новостроек сохранилось еще немало развалин — излюбленных мест для игр калининградских мальчишек и паломничества киностудий, снимавших фильмы о войне. К тому же в это время газеты запестрели броскими заголовками: «Тайна Янтарной комнаты», «Судьба сокровищ, награбленных фашистами в СССР», «Будет ли раскрыта тайна Янтарной комнаты?» Дело в том, что в феврале 1967 года неожиданно заявил о себе… Эрих Кох, бывший гаулейтер Восточной Пруссии и имперский комиссар обороны.
Из статьи Ю. Пономаренко «Признания Коха.
Тайна похищения Янтарной комнаты приоткрывается».
26 февраля 1967 года
«ВАРШАВА. 25 февраля (по телефону от соб. корр.). Польские газеты принесли сегодня сенсационное сообщение: заговорил военный преступник Эрих Кох, приговоренный польским судом к смертной казни и доживающий свой век в тюрьме. Бывший гаулейтер… приоткрывает тайну грабежа неповторимых ценностей искусства в Советском Союзе, среди которых находилась Янтарная комната из Пушкина, оцененная знатоками в 50 миллионов долларов.
— Янтарная комната, которую ищут более двадцати лет, спрятана в Калининграде, — заявил Кох…
Не кто иной, как именно Кох отдал приказ вывезти Янтарную комнату из Пушкина в Кёнигсберг (ныне Калининград) в его личное распоряжение, где она находилась до 1944 года.
Когда начались налеты советской авиации на Кёнигсберг, произведения искусства, в том числе и Янтарная комната, были упакованы в ящики и скрыты в подвалах замка. Немного позже город окружили советские войска. Кох отдал распоряжение спрятать награбленные богатства с особой тщательностью…»
Во всех статьях со ссылкой на бывшего гаулейтера и беседовавшего с ним польского журналиста Славомира Орловского говорилось о том, что Янтарная комната спрятана в бункере возле кирхи, расположенной неподалеку от школы Песталоцци в районе Понарт. Но и Королевский замок фигурировал во всех сообщениях, навеивая романтические настроения и пробуждая фантазию. Кроме того, перед поездкой нам удалось прочитать повесть Дмитриева и Ерашова «Дело о Янтарной комнате» с ее захватывающим полуфантастическим сюжетом, где действие в основном разворачивалось именно в развалинах замка. Словом, у нас с Володей было все для того, чтобы с трепетным чувством ожидать необычных приключений.
