«…Состоялся разговор с Якубовичем. В принципе он был не против, как он сам говорил, но фактически не хотел доверить нам дело обследования местности вокруг виллы Коха. Якубович дал нам карту р-на имения Коха (1:2000). Мне дали кальку, я сел в помещении экспедиции на втором этаже музея за стол и стал переводить схему…»
Итак, разрешение было получено, бумага отпечатана и заверена гербовой печатью Государственного исторического музея. Перед нами была поставлена задача обследовать район, прилегающий к центральной усадьбе совхоза «Майский», где раньше располагалось имение Коха, — в первую очередь на предмет обнаружения каких-либо, возможно, замаскированных подземных сооружений, бункеров или других укрытий. О том, что такие должны здесь быть, свидетельствовал целый ряд фактов, имевшихся в распоряжении экспедиции. В частности, приводились данные Арсения Владимировича Максимова, который в первые послевоенные годы был главным архитектором Калининграда при Горкомхозе, а в начале пятидесятых годов занимался проектированием теплично-парникового хозяйства на территории имения. Максимов рассказывал, что не раз слышал от местных жителей и ранее проживавших здесь немцев о том, что неподалеку от имения располагался большой лагерь военнопленных, которых использовали для строительства подземных сооружений. Потом якобы фашисты расстреляли не только этих военнопленных, но и команду охранников, которая несла службу в лагере.
Из справки А. В. Максимова
«Краткая история розыска Янтарной комнаты». 4 октября 1971 года
«…Во время войны (здесь. —
После падения Кёнигсберга эти хуторяне ходили по руинам имения Коха с лопатами, пожимали плечами и недоумевали, говоря: „Как так? Работал целый лагерь пленных, возили строительный материал, а следов строительства нигде нет никаких, кроме декоративного каменного забора“.
И действительно, в 1945–1947 гг. мы еще застали каркасы сборных железобетонных бараков, которые немцы строили для военнопленных».
О строительстве подземных объектов в этом районе сообщали и другие лица, ранее причастные к розыску ценностей на территории Калининградской области. Обо всем этом нам рассказал тогда Анатолий Михайлович Кучумов, который сам во время пребывания в Кёнигсберге весной 1946 года много слышал о загадочном строительстве к западу от города.
Прежде чем отправиться на поиски бункеров, мы тщательно изучили по карте участок, который нам предстояло обследовать. Это была равнинная местность, простиравшаяся к северу от центральной усадьбы. Ее, извиваясь, пересекал неширокий, заросший густыми кустами, питьевой канал. Среди покрытой камышом низины лежал причудливой формы Филиппов пруд. Ходили слухи, что именно там, неподалеку от пруда, сохранились остатки каких-то сооружений, возможно, тех самых бункеров.
И вот теперь мы, двое друзей, приехавших в поисках приключений в Калининград, тряслись в «единичке» — трамвайном маршруте, пересекающем весь город с северо-востока на запад. В кармане моей куртки лежал, как уже было сказано, «мандат» на обследование местности, на плече висела полевая сумка, а в ней — перенесенный с топографической карты на кальку план. Виктор нес в руках небольшую сумку- торбочку, в которую он предусмотрительно положил пару китайских фонариков, моток прочной синтетической веревки и маленькую саперную лопатку с короткой ручкой. От конечной остановки до «Майского» дошли за каких-нибудь полчаса, так как дорога была хорошо известна по прежним посещениям бывшего имения Коха. Правда, раньше мы ездили сюда на экспедиционном автобусе, и путь от самого замка занимал не более двадцати минут.
Прошли мимо больницы, потом мимо каких-то построек, окруженных высокими заборами, и вот уже справа от дороги потянулась каменная ограда, сложенная из крупных булыжников.
Из дневниковых записей А. С. Пржездомского.
19 июля 1969 года
«…Пройдя примерно метров 200 вдоль стены, мы повернули у небольшого одноэтажного домика направо и попали в середину между хозяйскими постройками. Слева стояло два больших сарая торцом к дороге. Они были пробиты во многих местах, испещрены пулями… Между сараями стояли большие деревья, росли кусты, видно, что здесь было что-то вроде парка. Сзади деревьев от одного сарая к другому стоял фасадом к нам третий. На черепичной крыше высилась деревянная башенка с часами. Ее увенчивал большой флюгер в виде металлического флажка с датой постройки…»
Около длинного сарая тарахтел трактор. Тракторист, наверное, куда-то ушел, а мотор не выключил. Всюду лежали штабеля досок, земля была усеяна опилками и стружкой, пахло древесной пылью. Слышался вой циркулярной пилы. Рядом, на месте бывшего дома Коха, возвышалась деревянная постройка лесопилки.
На нас никто особенно не обращал внимания. Мы прошли по территории центральной усадьбы, свернули на проселочную дорогу, ведущую к птицеферме. Пейзаж был настолько обыденным и умиротворенным, что всякая мысль о каких-то таинственных подземельях в этих местах казалась несерьезной. Стрекот кузнечиков, аромат летнего поля, душистый запах скошенной травы…
Когда из дома около дороги вышел высокий парень в штормовке и стал седлать пегого жеребца, привязанного за уздечку к перилам крыльца, я обратился к нему с вопросом, не видел ли он в округе каких- либо бункеров или других подземных сооружений. Парень внимательно выслушал, ухмыльнулся, легко вскочил в седло, а потом, как будто нехотя, согласился показать «доты» [220], расположенные поблизости.
Через четверть часа наш импровизированный отряд искателей с конным проводником во главе, продираясь через густые заросли кустов, вышел в редкий березняк. Среди деревьев то тут, то там валялись сгнившие стволы, покрытые мхом и плесенью, видимо, очень давно упавшие или спиленные человеческой рукой. Пахло сыростью, кое-где виднелись небольшие канавы и ямы, на дне которых стояла вода. Парень показал нам на остов какого-то сооружения, окруженного высоченной крапивой, и, не попрощавшись, повернул обратно. Еще пару минут было слышно, как конь продирался сквозь кусты, потом цоканье копыт стихло и наступила тишина.
Мы стали осматривать торчащие из-под земли обломки здания. Собственно, никакого здания, видимо, здесь и не было. Бетонная плита торцом уходила куда-то вниз. Рядом с ней в образовавшийся проем спускалась лестница. Ступени были бетонные с ребрами из ржавого металла. Дверь отсутствовала, но у самого входа в бункер из стены торчали массивные петли, способные выдержать многопудовую тяжесть. Достав фонарик, Виктор посветил вниз: примерно на трехметровой глубине в стороне от входа виднелся провал дверного проема. Однако помещения или хода обнаружить не удалось — в полутора метрах от двери все было завалено рухнувшими откуда-то сверху бетонными плитами и землей. Единственное, что привлекало внимание, — это труба, торчащая из стены и напоминающая водопроводную. На сохранившейся части потолка бункера торчали ржавые крючья, — наверное, следы существовавшей здесь когда-то электрической проводки или телефонного кабеля. Мы тщательнейшим образом осмотрели остатки бункера, а я зарисовал его в блокнот и отметил место на кальке с планом.
По самым приблизительным оценкам величина всего бункера, включая подземную его часть, была весьма значительной — не менее пятидесяти метров в длину и десятка метров в ширину. Такое предположение мы сделали потому, что именно в указанных пределах из земли торчало несколько широких металлических труб, почти до самого верха забитых землей и прелыми листьями…
Из дневниковых записей А. С. Пржездомского.
19 июля 1969 года
«…Закончив с первым бункером, записав его координаты и оставив отметки у дороги, мы прошли еще по лесу и наткнулись на второй бункер… Остатков бетона здесь было меньше, зато в нескольких местах из
