продолжал вести отряд по насыпи. Так они выиграли не менее двадцати минут.
— Смотрите! — сказала радистка.
Переезд был уже близко. К нему приближались машины. Подъехали, остановились. Замигал ручной фонарик.
— Тут пост! — сказала Кротова. — Проверяют документы!
— Отойдем? — прошептал штурман.
— Погоди! — оборвал Бунцев. — Может, под шумок еще лучше… Сойти с насыпи!
Отряд спустился к полю.
— Я пойду вперед, — сказал Бунцев. — Мате и Толя — со мной.
Оставив Кротову и Нину Малькову возле мотка с проволокой, капитан с товарищами тихо двинулись к переезду.
Шагов через тридцать Бунцев неожиданно споткнулся о что-то, едва не упал. Все трое застыли на месте. Не услышали ли там, на посту? Но на посту не услышали. Там занимались своими делами, проверяли машины и сопровождающих.
Бунцев нагнулся, пошарил по земле и натолкнулся на кусок рельса. Попробовал поднять — одному не удалось. Тихо-тихо позвал спутников Втроем они подняли длинный рельс, понесли назад, к своим. Теперь оставалось найти камень. И штурман, побродив в темноте, подходящий камень нашел. В нем было не меньше пуда весу. Телкин с трудом доволок находку до насыпи.
— Колонну пропускают! — предупредила Кротова.
— Подождем следующей, — решил Бунцев.
Отряд затаился в канаве, наблюдая за шоссе. Долго не везло. Большие колонны не появлялись, а начинать работу, заведомо зная, что постовые могут услышать лязг железа, не имело смысла.
Послышался гул поезда. Запели рельсы.
— Эх, обидно! — сказала Кротова.
— Не последний, — сдержанно ответил Бунцев. Эшелон, прогромыхал мимо — десять вагонов и одиннадцать платформ с танками и орудиями, стоявшими открыто.
Больших автоколонн все не было.
На часах Бунцева стрелки стояли под прямым углом — четверть двенадцатого.
Со стороны переезда донеслись голоса. Потом раздались шаги. Вскоре по насыпи прошли два солдата. Через десять минут солдаты вернулись. В нескольких шагах от места, где прятался отряд, один из солдат остановился и, сунув автомат под мышку, стал мочиться.
— Тебе бы в пожарной команде служить! — сказал второй солдат.
— Меня обязаны были демобилизовать! — мрачно ответил первый. — Я болен.
— Вот демобилизуют — и ступай в пожарную команду, — уныло острил первый. — Не пропадешь.
Второй пробормотал что-то неразборчивое, и солдаты вернулись на переезд.
А без двадцати пяти двенадцать, наконец, показалась большая автоколонна.
Едва первый грузовик притормозил возле поста и там захлопали дверцы, зазвучали голоса, Бунцев поднялся.
— Быстро!
Рельс несколько раз звякнул о камень, о другой рельс, но на посту не услышали.
Отирая пот, Бунцев соскользнул в канаву:
— Всё! Отходим!
На посту все еще переругивались, перекликались, размахивали фонариками.
— Вязко, черт… — шепотом выругался Телкин.
— Подожди, выйдем на шоссе, — бросил шепотом Бунцев. — Иди!
Теперь он шагал последним, то и дело оглядываясь, наблюдая за переездом.
Колонна тронулась с места. Машина за машиной переваливали через железную дорогу, скрывались за насыпью. Рокотали моторы.
— Передай Кротовой, пусть сворачивает к шоссе! — приказал Бунцев шагающему впереди штурману.
Радистка выполнила приказ. Через несколько минут отряд подобрался вплотную к шоссе, по которому недавно проследовала автомобильная колонна.
— Идти по обочине! — приказал Бунцев. — При появлении машин — в поле!
Идти обочиной стало гораздо легче. Отряду удалось удалиться от переезда на полкилометра, прежде чем впереди опять замелькали огоньки автомобильной колонны. Не дожидаясь команды, люди свернули с дороги…
Лежа на мокрой ночной траве, Бунцев следил за машинами, считал их. Одна, вторая, третья, четвертая, пятая, шестая… Колонна ползла и ползла. Капитан насчитал двадцать восемь машин. На такую махину не нападешь!..
— Вот что, — сказал Бунцев, пропустив колонну. — Надо все же проволоку рубить. Пора. Заодно подождем, может, увидим, как там, на железной дороге, будет… Толя, бери лопату.
Но разрубить весь моток до того, как на переезде пропустили колонну, не удалось.
— Ольга, посмотри! — позвал Бунцев. — Может быть, хватит?
Радистка приглядывалась к куче разрубленной проволоки.
— Пожалуй, хватит, товарищ капитан.
— Освободите один мешок, — приказал Бунцев.
— А снедь куда? — спросил штурман.
— Выбросить! Клади колючку!
Телкин вытряхнул на землю колбасу, консервы, сыр. Со звоном упала бутылка.
Бунцев молча погрозил штурману кулаком.
Запихали колючку, ободрав руки до крови, в опорожненный мешок.
— Сам понесу, — сказал Бунцев. — Вперед!
Им удалось пройти по обочине еще двести — триста метров. Очередная колонна опять заставила вернуться в поле.
Бунцев с облегчением опустил проклятый мешок, дерущий спину.
— Давайте я вас сменю, — предложила Нина.
— Что ты! — сказал Бунцев. — Не тяжело!..
— Поезд! — сказал Телкин. — Поезд! Слушайте!
Действительно, шел поезд. Еще далекий, еле слышный. И снова — к фронту.
— Вот и дождались! — сказал Бунцев.
Выпрямившись, стоял он на вязкой земле и, подняв голову, вслушивался в приближающийся гул. Мелькнули вдалеке искры из паровозной трубы. Огней не было. Значит, товарняк. Никто не произносил ни слова. Все слушали. Смотрели и слушали… Все четче проступает сквозь ровный гул перестук колес. Появились огни локомотива. Пятнышко света набегает слева на переезд. Все ближе, ближе, ближе…
Сначала Бунцев увидел, как пятнышко света неуклюже подпрыгнуло вверх. Потом до его слуха донесся удар и протяжный треск. Пятнышко света погасло. И тотчас на переезде, а потом вдоль полотна железной дороги застрекотали автоматы. Взвилась одна белая ракета, другая.
Бунцев строго смотрел туда, где гремела стрельба.
— Все, товарищ капитан, — сказала радистка.
Бунцев осторожно поднял мешок.
— Пошли. За мной.
И, уже не оглядываясь, повел отряд дальше.
На шоссе, ведущем к переезду, возникла пробка. Все больше машин останавливалось тут, растягиваясь по магистрали, сигналя, пытаясь объехать впереди стоящие машины и еще сильней, безнадежней забивая дорогу.
— Тут нам делать нечего, — сказал Бунцев людям. — Мате! Подойди-ка! Есть поблизости другое
