коровушкой, которая, кстати, оказалась очень породистой и удоистой. Вот таким образом и получилось «молочное братство».
— Простите, — послышался голос Кости, — но тут Иван Иванович не совсем точен. Это верно, о «молочных» братьях и сестрах он узнал на днях. Но и мы тогда же узнали, что разыскал для нас эту породистую корову-кормилицу и вылечил ее сержант Геолог Иван Иванович!
После этого рассказа тостов было произнесено множество, потом снова пошли рассказы, но, когда очередь дошла до меня, в салоне появилась стюардесса и объявила:
— Москва, товарищи! Самолет идет на посадку!
— Я не виноват, — оправдывался я. — Но чтобы выполнить обещание, я напишу рассказ о нашей встрече и необычайном Новом годе, когда остановилось время! Надеюсь, никто не будет возражать?
— Принято единогласно! — ответил мне хор голосов.
— При одном воздержавшемся! — кивнув в сторону модной дамочки, добавил Иван Иванович.
Но «жена своего мужа» не слышала нас, она накидывала нейлоновую шубку и срочно подкрашивала губы.
Когда мы спускались по трапу самолета на землю аэродрома, радио разнесло в морозной ночной тиши звуки кремлевских курантов: в Москве наступил Новый год.
Я ВАС ЛЮБЛЮ!
ДРУГ НИКОТИНА
Василий Сибилев заплатил в кассу за пять пачек «Казбека» и коробок спичек, подошел к низенькому прилавку, расцвеченному яркими папиросными этикетками, протянул чек:
— Будьте добры, дайте мне пя... — Но тут язык отказался повиноваться ему.
Так бывает порою, когда встречаешься носом к носу с мечтой. С той розово-голубой мечтой юности, о реальности которой даже никогда и не мыслилось всерьез. Василии Сибилев весь короткий период своего совершеннолетия мечтал встретиться с девушкой идеальной красоты, девушкой, как две капли воды похожей на ту, что стояла за табачным прилавком.
— Лена! — строго сказал возвышающийся над прилавком с мундштуками и трубками усатый дядя. — Лена! Почему не обслуживаешь потребителя? Видишь ведь, человек пять минут руку с чеком тянет!
Сибилев перевел дух и многозначительно поведал Лене (Леночке, Ланечке, Еленушке!) о своем сокровенном желании: получить пять пачек «Казбека» и коробок спичек. Больше он не смог произнести ни одного слова — запас храбрости кончился.
Разумеется, на следующий день Сибилев появился вновь. Он долго консультировался с Леной, какие сигареты лучше и почему. Попутно сообщил девушке о задуманной им реформе табачной промышленности:
— Жизненные противоречия, Леночка, имеются всюду. Диалектика, сами понимаете. Вот, к примеру, ваше табачное дело. С одной стороны — лекции читаются о вреде табака и курения. С другой — рекламы на площадях горят-надрываются: «Курите сигареты «Прима». С одной стороны — капля никотина шутя убивает, извиняюсь, слона. А с другой — табачные коробки выглядят красивее шоколада, не говоря уже о других продуктах питания. Кстати, вы любите шоколад «Золотой ярлык»? Так сказать, кондитерское «Золотое руно»? Прошу... Угощайтесь, не стесняйтесь. У меня этих ярлыков девать некуда. Берите. Не стоит благодарности. Так вот, о вреде курения. Ведь факт: курево — сплошной вред для здоровья. Любой профессор бесплатно подтвердит. А Главтабак из кожи лезет вон, чтобы побольше курильщиков создать. Почему? У них план есть. Выпуск продукции им предписано увеличивать из года в год. Премии они за это получают. За что, если разобраться? Раз табак — яд и укорачивает жизнь? А? Я бы, Леночка, простую штуку сделал. Всякие там планы с табачной промышленности снял. Чтоб никакого роста. Затем такую бы пропаганду против курения начал — только держись. Рекламы бы новые заказал. Вместо «Курите сигареты «Прима» написал горящими буквами: «Если хотите умереть на год раньше — курите сигареты «Прима». И не называл бы папиросы завлекающе: «Курортные», «Три богатыря», а «Кладбищенские», «Три дистрофика». Вместо «Казбека» — «Инсульт», вместо «Беломорканала» — «Инфаркт». Никаких ярких оболочек — чернота, череп, кости, гроб и катафалк. И на каждой коробке обязательная надпечатка: «Здесь двадцать пять штук папирос, каждая из которых приближает вас к смерти на пять минут. Курите и помните: ближайшее похоронное бюро на улице такой-то, дом номер такой-то». Вот это было бы по-государственному. В конце концов, что дороже: здоровье трудящихся или доходы от табачной монополии? Разные там неизлечимые курильщики пусть курят, им все равно. А уж молодое поколение с опаской подходило бы к этому делу...
Леночка усмехалась, слушая влюбленного Сибилева. Ей нравилась его наивность: кто-кто, а Лена знала, что если уж их маленький с двумя продавцами магазинчик дает прибыли больше, чем стоящий рядом театр с залом на тысячу пятьсот мест, то какие же доходы приносят гигантские табачные фабрики! Уж кому-кому, а министерству финансов не до здоровья!
— Вы, гражданин, не мешайте нам план выполнять, — злобно шипел усатый продавец отдела трубок и мундштуков. — Ишь ты, как сладко поет: «Инсульт», «Инфаркт», «Похоронное бюро». А сами небось уже все легкие продымили до самых почек. В общем хотите — курите, хотите — нет, а коли желаете агитировать, то прошу пройти — по соседству с нами клуб находится. Ихний постоянный лектор, который про вред курения читает, папиросы только у нас берет.
Сибилев великолепно понимал, что любой холостой курильщик мужского пола, если хоть раз зашел сюда, то до самой женитьбы будет покупать никотин только тут.
«Разве лектор не человек? — подумал Вася. — Если бы еще он читал о «Браке, семье и верности», да сам к тому же был многодетным, тогда заходить к Лене ему не следовало. А раз у него тематика табачная, так уж тут никуда не денешься — судьба».
Он уже чувствовал врага в каждом покупателе, которому Лена улыбалась. Но так как данное предприятие считалось магазином «Отличного обслуживания покупателей», то Лена улыбалась почти всем.
«Не стоит с этим усачом ссориться, — решил Вася, поглядывая на продавца трубок, — кто его знает, какое он на Лену имеет влияние».
— Из-за ваших антитабачных слов, — сказал усач, — двое покупателей так и ушли, ничего не приобретя. Учтите, гражданин!
— Я старый преданный друг никотина, — сказал Василий примирительно, — так почему бы критикой- самокритикой не побаловаться?
Больше о противоречиях министерства здравоохранения и министерства торговли Сибилев не распространялся. Он аккуратно, по нескольку раз в день забегал к Лене и так активно способствовал выполнению финансового плана за текущий месяц, что даже суровый седоусый мундштучник начал поглядывать на него с явной симпатией.
А когда однажды, в один знаменательный день, прошло уже два часа после открытия магазина, а Сибилев все еще не появлялся, усач удивленно взглянул на весело щебечущую с покупателями Лену. Улучив момент, он расправил усы и безразличным голосом произнес:
— Василий-то нынче припаздывает малость.
