кустики — они лёгкие… Как ты берёшь куст? — закричал он на девочку, которая обняла куст смородины и тащила его к садоводам. — Кусты берутся не так… Я бы вам показал, но рука болит — повредил при земляных работах. Короче говоря, кустики нужно носить осторожно, нежно, бережно. А не так — схватил в охапку и тащи. Ясно-понятно? У меня однажды случай был — такие раз в сто лет происходят… Да поставь ты куст на землю, чего держишь? Стой и слушай… Так вот, сажал я дубы. Да, да, самые настоящие дубы. А ведь это не то что какой-то там кустик. Яму роет для дуба экскаватор. Шагающий! Подносит дуб к яме подъёмный кран. А подвозит дубы для посадки специальный эшелон. На кране работал мой старший брат. И он взял меня с собой на самый верх, в кабину. И вот, вижу, проносится мимо меня дуб, а у него в ветвях — гнездо. И так птенчики кричат — сердце рвётся от жалости. Я шагаю прямо с крана на сук дерева, беру птенцов.
— А какие птенцы? Чьи? — спросила девочка с кустом.
— Неважно. Птичьи птенцы, — отмахнулся Толя. — Так вот…
— А ведь дубы большими не сажают, — сказал робко мальчик из второго класса. — Их обычно выращивают из желудей!
— Теперь, когда техника шагнула вперёд, — сказал Толя, уничтожающе посмотрев на второклассника, — можно обойтись и без желудей… Впрочем, я тут с вами заговорился, а меня работа ждёт…
И он торопливо зашагал к звену, которое красило забор. К Толе привыкли. Когда его комбинезончик не мелькал во время работ по двору, то ребятам словно чего-то не хватало.
— Наверное, траву сеет на футбольном поле, — говорили столяры.
— Запарился небось со столярами, — сочувствовали садоводы, глядя на тяжело дышащего Кошкина.
— Нет, вероятно, составлял новые краски для маляров, — высказывали предположение землекопы.
Купаясь в лучах трудовой славы, Толя чувствовал себя прекрасно. Он уже начал подумывать о том, чтобы усовершенствовать свой костюм: нужно купить брезентовые рукавицы и тёмные, как у сталеваров, очки.
Но гром грянул среди ясного неба: дирекция школы совместно с шефами, рабочими соседней строительной организации, решили премировать к Первому мая тех учеников, которые лучше всех работали в мастерских и на благоустройстве школьного двора.
Среди лучших фамилия Кошкина не упоминалась.
— Как же так? — удивились ребята. — Что случилось?
— Может, он сломал какой-нибудь прибор?
— Или получил плохую отметку?
— А где Толя Кошкин? — спросил кто-то из шефов. — Ведь он… один из лучших… Самый деловой. Мастер на все руки!
— Кошкин? — ещё раз просмотрел список начальник строительства. — Здесь нет такого. А ну-ка, ребята, помогите мне, вдруг мы вправду человека обидим! С кем он работал? Со столярной бригадой?
— Нет, — отвечали столяры. — Он — маляр.
— Он только советовать приходил к нам, — отозвались маляры, — а вообще-то он строитель, спортплощадку строил.
— Ничего подобного, — отреклись от Толи строители. — Он столярничал, а к нам только так, мимоходом забегал, поговорить.
— Что же получается? — усмехнулся шеф. — «Мастер на все руки», оказывается, мастер языком чесать? Говорят, живёт в Китае такой зверёк — учу. Он может летать, плавать, бегать по земле, лазить по деревьям и прорывать в земле норы. Однако ни один из этих талантов у него не развит. Летает он очень плохо, бегает того хуже, влезает только на самые низкие деревья, норы роет вроде ямок, а плавает так, что ручейка не переплывает. Вот и выходит, что учу обладает пятью способностями, но когда дело доходит до их применения, то толку от этих способностей — никакого. Вот так и с вашим Кошкиным, по-моему, получилось.
…На следующее занятие в столярной мастерской пришёл незнакомый мальчик в обычной форменной рубашке.
Преподаватель собирался было спросить, не новенький ли это ученик, но вовремя спохватился: ба, да ведь это Кошкин! Только комбинезон снял и метр-раскладушку дома оставил.
— Учу пришёл! — закричали ребята. — «Мастер на все руки»!
— Комбинезон можно было и не снимать, — сказал преподаватель, — пригодится ещё. А чтобы действительно стать мастером на все руки, нужно сначала хоть каким-нибудь делом овладеть хорошо.
— Я научусь, — сказал Толя, — я попробую, — и встал к верстаку.
Извини, пожалуйста!
Вася Катушкин второй раз забыл дома книгу, которую он взял «на день» у Семёна Гришина, своего соседа по парте.
— Опять забыл? — чуть не плача, спросил Семён. — Да ведь сегодня мне в библиотеке знаешь как влетит! Я же слово дал её не задерживать!
— Завтра обязательно принесу, — успокоил соседа Вася. — Извини, пожалуйста…
Вася всегда был такой вежливый, так искренне просил прощения, что долго на него сердиться никто не мог. Толкнёт девочку в коридоре, да так, что она чуть не в слёзы, и тут же приложит руку к сердцу:
— Извини, пожалуйста, случайно. Больше не буду!
Девочка шмыгнёт носом, махнёт рукой и побежит дальше.
И весь день потом рассказывает подружкам:
— Этот Катушкин такой вежливый, такой вежливый…
А Катушкин через минуту-другую девочке как наподдаст, просто так, между прочим, из озорства. И сразу же своё любимое: «Извини, пожалуйста».
Стали ребята замечать, что Вася всё чаще и чаще произносит «извини, пожалуйста». То уроки не сделал, то кому-то тетрадь залил чернилами, то товарища подвёл, то на урок опоздал.
И каждый раз словно припев:
— Извини, пожалуйста, я больше не буду!
— Нужно Катушкина срочно исправлять, — заявил на совете отряда Севка Ломаев. — Только и слышишь «извини» да «извини», а у него уже двойки!
— А как он ведёт себя! — не выдержал Семён Гришин. — Просто какой-то вежливый хулиган!
— Верно! — поддержал Севка. — Он только прикрывается своей вежливостью. А сам делает что хочет. Это ещё хуже, чем простое хулиганство! У меня вот какое будет предложение… Семён, посмотри, не подслушивает ли нас Катушкин.
Семён быстро подошёл к двери, распахнул её, и тотчас же послышалось знаменитое:
— Извини, пожалуйста, я только подошёл…
Когда Катушкина прогнали от дверей, то Севка рассказал о своём замысле перевоспитания «вежливого хулигана».
— Предлагаю начать с завтрашнего дня, — закончил он. — Сегодня же — поговорить со всеми ребятами!
На следующий день на первой же переменке Семён Гришин, пробегая мимо, довольно сильно толкнул Катушкина.
— Ты что? — опешил Вася, не ожидавший такой прыти от обычно тихого Семёна. — Угорел?
— Извини, пожалуйста, — приложил руку к сердцу Гришин. — Я больше не буду.
— Хм… — растерялся Катушкин. — Значит, не будешь?
И тут же чуть не упал с ног от толчка проходящего мимо Севки Ломаева.
