– Поставим лагерь здесь, – решил Найл, осмотрев угловое помещение. Ему понравились и размеры холла, позволяющие без труда разместиться всему отряду, и небольшой огороженный закуток в самом стыке стен, где он мог уединиться на правах правителя, оставаясь при этом в самом центре бивуака. При этом сквозь стеклянные окна открывался великолепный вид на бушующие снаружи стихии. Посланник Богини никак не мог привыкнуть к этому ощущению – на расстоянии вытянутой руки ревет шторм, а тебе спокойно и сухо.
Костры разводить никто не стал – не из чего, и найденное Нефтис мясо пришлось жевать всухомятку. Зато воды хватало с избытком: она текла по стенам шахт лифтов, струилась по ступенькам лестницы, капала с потолков туалетов и умывальников, лилась по стоящим там трубам.
При виде этого изобилия в головы всех путешественников приходило сожаление по поводу того, что напиться впрок невозможно – и во время обратного морского путешествия им придется мучиться от жажды точно так же, как во время плаванья сюда.
– Они выходят! – пришел мысленный импульс из конференц-зала, сопровождаемый яркой картинкой вываливающихся из люка, отчаянно кашляющих людей.
Братья по плоти дружно сорвались со своих мест, устремивших к лестнице, и только Нефтис с северянином еще некоторое время сидели, неспешно разжевывая мясо, пока не сообразили, куда несутся все остальные члены отряда.
О сопротивлении туземцы больше не помышляли. Они мечтали только о глотке чистого, свежего воздуха – пусть даже это будет последний вздох в жизни. Одуревшую, полузадохнувшуюся толпу плохо соображающих людей братья по плоти без труда отогнали в угол, отобрав все, хоть в какой-либо мере напоминающее оружие.
Посланник Богини в первую очередь кинулся к люку и тут же попятился – настолько изнутри разило резким жучиным духом. Стало ясно, что сегодня войти туда никак не удастся. Он разочарованно отступил и направился к пленникам.
– Ханди шаровоо! – выкрикнул, увидев его, один из туземцев.
Найл, удивленно склонив голову, подошел ближе.
– Ханди шаровоо, – повторил дикарь. – Возьмите меня! Возьмите меня, отпустите детей. Они еще вырастут, они вам пригодятся. Отпустите их, съешьте меня!
– Съесть тебя? – ответил правитель импульсом удивления. – Почему?
– Я уже пожил, верхний, – вздохнул туземец, на вид и вправду приближающийся по возрасту к сорока годам, к тому же со скрюченной после страшной раны ногой. – Забери меня, оставь мою дочь и ее детей. Пусть вырастут…
– И меня! Меня возьми, – протолкнулся вперед еще один дикарь, а следом, со все тем же призывом, выступили три женщины.
Самое интересное, как понял Посланник Богини из их мыслей, они не верили, что он удовлетворит их просьбу. Ведь мясо молоденьких детей и юных девушек намного вкуснее. И, что еще более поразило Найла, – они знали, каков этот вкус! – Ладно, – кивнул правитель. – Будь по сему! Нефтис, отправь всех пленников кроме этих пятерых на второй этаж, и прикажи смертоносцам перетянуть проход паутиной.
Вскоре совсем еще юные девчушки, неся на руках болезненно всхлипывающих младенцев и подростки лет шести-семи, еще не получившие право на волосяную юбочку протопали к лестнице. Остались только добровольные жертвы.
– Уходите! – мысленный импульс относился не ко всем братьям, а только к двуногим. – Осмотрим оставшуюся часть зала завтра, когда жучиная отрава развеется.
Теперь перед дверьми конференц-зала оставались только пауки, Найл с Порузом и пленные дикари. Правитель с шерифом переглядывались, ожидая, кто же отдаст последний приказ. Оба понимали, что смертоносцам нужно есть, что они не питаются мертвечиной, а потому не могут брать припасов с собой, что никакой охоты в доме нет, и быть не может, а поход явно затягивается. Оба понимали, что сделать это нужно – и ни один не решался произнести последнего слова.
– Ладно, – кивнул Посланник Богини. – Уходи. Это сделаю я.
Северянин торопливо убежал. Найл немного выждал, затем пошел следом и только от самой лестницы, не оборачиваясь, кинул два слова, сопровождаемые вполне ясным мысленным образом:
– Они ваши!
Наверху люди уже укладывались на ночлег. В облюбованном правителем закутке она постелила бок о бок две выворотки – шкуры гусениц-листорезок, снятые чулком и вывернутые плотным мехом вовнутрь. Верная телохранительница, она едва ли не впервые оказалась рядом со своим господином, наедине с ним. До этого поблизости всегда крутились всякого рода Джариты и Тании, Мерилин и Юккулы, Назии и Рии. Служанки во дворце, помощницы Симеона в походе, надсмотрщицы на кораблях – все претендовали на свою долю внимания великого Посланника Богини. Потом и вовсе появилась княжна Ямисса, а ей достался пост управительницы дальнего пограничного городка.
Но теперь – теперь жена правителя осталась далеко за морем, Назия осталась покачиваться на своих лоханках, братья по плоти мало интересуются личностью Посланника в этом плане. Нефтис осталась с Найлом одна.
– Ложитесь, мой господин, – предложила она правителю самому выбрать себе место.
– Спасибо, – вместо того, чтобы ложиться, Посланник Богини встал перед самым стеклом, вглядываясь в темнеющий мир снаружи.
– Что с вами? – телохранительница поднялась и встала рядом.
– У меня такое ощущение, Нефтис, что я делаю что-то не то…
– Вы выполняете волю Великой Богини Дельты, мой господин.
– Я знаю, Нефтис. Я выполняю волю Великой Богини, я спасаю наш мир от гибели. Но что подумают о нас люди, которых мы заперли на втором этаже? Какими мы останемся в их памяти, что они расскажут о нас своим детям? Мы явились неведомо откуда, мы разгромили их воинов, разрушили дома, захватили самое мощное убежище, и ушли дальше, ничего не тронув, ничего не захватив, ничего не изменив или просто объяснив!
– Вы выполняете высшую волю, мой господин.
– Я знаю, Нефтис. Я знаю что спасаю от верной гибели всех, и их в том числе – но знают ли об этом они? Стал я для них избавителем или исчадьем ада? Боюсь, что второе…
– А что такое «ад», мой господин?
– Это совсем неважно, Нефтис. Я никак не могу убедить себя, что творю добро, убивая чьих-то отцов, разрушая дома и уничтожая целые племена…
– Вы делаете то, что обязаны делать, мой господин, – мягко напомнила телохранительница. – Вы выполняете волю Богини и защищаете наш мир от ужасов демократии и свободы. А что касается убийства: жить, никого не убивая, вообще невозможно. Мы не можем съесть куска мяса, не убив гусеницу, мы не сможем съесть морковины, не выдернув ее из земли, мы не сможем уцелеть, не заколов напавшей из засады жужелицы. Все правила, законы и обычаи придуманы лишь для того, чтобы тем, кто не способен выжить, было легче принять неизбежное от тех, кто сильнее.
Женщина потянула Посланника Богини к себе, опрокидывая его на мягкую выворотку, и продолжила, задирая ему подол туники:
– Четыре года назад Смертоносец-Повелитель приказал мне защищать и охранять вас, мой господин, любыми способами, какие только мне известны и любой ценой. Думаете, вы смогли бы дожить до этого дня, задумывайся я каждый раз, прежде чем нанести удар, творю я Добро или совершаю Зло?
Рука стражницы скользнула по члену правителя и, несмотря на все философские размышления, он моментально откликнулся на мимолетную ласку и начал быстро отвердевать.
– Я лишь выполняла свой долг, мой господин. Каждый из нас обязан в первую очередь выполнять свой долг, а всякие Зло и Добро – это лишь выдумки жрецов Семнадцати Богов, призванные ослабить нас воинский дух.
У Посланника если не дух, то плоть уж никак не ослабевала, и мысли его начали уходить от высоких сфер к куда более приземленным желаниям.
– Долг прежде всего, – убедившись, что член под ее пальцами достаточно окреп, Нефтис решительно оседлала своего правителя, приняв его «нефритовый стержень» в себя на всю длину, и словно желая
