— А за чем же?
— Рыба нужна.
Так было ежегодно. Запрет на лов рыбы во время нереста подымал ее в цене. И не удивительно — где достанешь свежего судака, леща или щуку? Живая рыба водится лишь у Насти Козодоевой и ее подручных.
Провал спекулянтки не выходил из головы осторожного Григория Калениковича. Да и события последнего месяца в селе требовали величайшей осмотрительности. Но скоро конец запрету, и как упустить случай, не воспользоваться возможностью прикопить еще немного, пополнить тайничок? И Григорий Каленикович, все же не уверенный в том, что правильно поступает, спросил:
— А Капитон куда придет?
— Куда скажешь, туда и придет.
Капитон «работал» с мужем дочери — шофером такси. Он доставлял браконьерский улов в какое- нибудь безлюдное, заранее присмотренное место на берегу, где его уже дожидался зять Лутака с машиной, и еще до рассвета рыба попадала к спекулянтам, а потом на рынок.
— Пусть идет на перекат к Старухе, — предложил Григорий Каленикович. — Только сегодня пораньше. Инспектор на воскреснике, так что ему не до нас. Вчера, собака, съел дырку от бублика. Мы ведь наши сети отдали Капитону, а у него взяли сухие, — Григорий Каленикович злорадно усмехнулся. — И наш инспектор мог только гавкать от злости. А сегодня он будет отсыпаться со своей ищейкой — молодым Франчуком.
Дочь уехала, а вскоре возвратился Харитон с Конских островов. Он был свеж и бодр, готовый хоть сейчас выйти на промысел.
— Не штука наука, а штука разум, — с удовлетворением сказал старый Лутак жене, когда Харитоша рассказал, как он притворился больным и проспал весь день в кустах.
Вышли, когда стемнело. А до этого Харитон осмотрел большой участок вокруг дома. На всякий случай.
— Осторожного коня и зверь не берет, — поучал отец.
Но все было тихо.
Жене Григорий Каленикович, как всегда, крепко наказал «завязать», что он уехал в город.
До фарватера да еще с километр вверх по течению шли из осторожности на веслах. Когда же фонарь на колхозном стане стал едва заметен, Харитоша запустил мотор. Недалеко от переката у Коржинской старухи опять перешли на весла, чтобы подойти к месту бесшумно.
Скоро появился в своей моторке Капитон. Это был высокий и жилистый человек, росту без малого сто девяносто сантиметров. Григорий Каленикович в душе побаивался этого гиганта, с виду как будто тихого, но, как было известно старому рыбаку, способного на отчаянные вещи. «С таким не знаешь, где кончишь!» — вздыхал Григорий Каленикович. Но Капитон был нужным человеком, вот в чем дело, и слишком много знал, чтобы можно было легко порвать с ним.
Капитон не поздоровался, лишь спросил:
— Чем брать будем?
— Ельцовкой.
— Подходящее дело.
Это была небольшая, с низкой стенкой волокуша длиной пятьдесят метров.
Первый же заброс принес добрых сорок килограммов отборного леща.
— Еще два-три заброса — и можно до дому, до хаты, — повеселел Григорий Каленикович. — Только откудова он взялся? — удивлялся старик. — В наших местах лещ как будто отнерестился. Здесь же язь должен быть. Как раз его место для нереста — песочек что золото.
Рыбу без разбора побросали не в засеку, как делают рыбаки, а в мешок. В опасную минуту ничего не стоит и спустить под воду. Но когда забросили вторично, в сетях нашли всего несколько рыбин, да и те — мелкие.
— Пугливые, — сказал Григорий Каленикович. — Известное дело — лещ.
Посовещались и решили еще раз протащить сети и выловили еще меньше,
— Может, на перекат в Русалочью двинуть? — предложил Капитон.
— Уж больно близко к селу. Да и какая уверенность, что и там не лещ? — возразил Григорий Каленикович.
— Философствуешь, старик, — грубо отозвался Капитон. — Ты дело предлагай.
— Но и рыбу можно перехитрить, — примирительно сказал Григорий Каленикович. — Зайдем ей с тылу и возьмем прямо на нерестилище. Доброе место приглядел я в Ободье.
Это был рукав, когда-то полноводный. Григорий Каленикович знал, что Ободье к лету всегда зарастает желтой кувшинкой, а весной всякая рыба приходит сюда класть икру.
Ободье было в пяти километрах выше, недалеко от пионерского лагеря «Орленок», белые дощатые строения которого раскинулись на песчаной отмели притока Барвинок — небольшой, но живописной речки, где верхнелозовские рыбаки имели богатую тоню. С моста, перекинутого высоко над Барвинком, летом просматривались и фарватер и Ободье. Весной же, в разлив, можно было попасть в Ободье, минуя перекат, непосредственно из Барвинка по извилистым рукавам, образованным большой водой.
Именно этим путем и воспользовались браконьеры. Григорий Каленикович уверенно вел моторку, он давно изучил все подходы к рыбным местам в разную пору года и на большом протяжении реки.
В Ободье вошли по-воровски тихо. Уже взошла луна, и Григорий Каленикович невольно залюбовался игрой рыбы, потерявшей всякую осторожность. На минуту даже черствое сердце Штунды дрогнуло, когда вытянули сети и в них забили хвостами, выгибая серебряные спины, тяжелые самки, так и не успевшие отложить икру и дать жизнь новому рыбьему потомству...
Не более часа понадобилось, чтобы наполнить три мешка. Больше нельзя было взять. Вдруг Харитоша тихо вскрикнул:
— Бондаренко!
Парень по звуку мотора узнал лодку инспектора.
— А, чтоб ты пропал, собака! — в сердцах воскликнул Григорий Каленикович. И к напарнику: — Тебе, Капитон Силыч, уходить нужно...
Да, ему никак нельзя попадаться на глаза инспектору.
— У меня, Силыч, такой план, — и старик быстро изложил его. — Подходит, а?
— Что ж, другого выхода нет, — согласился напарник. — Может, и клюнет, — и длинно, свирепо выругался, вытирая сразу вспотевшее лицо широкой ладонью.
И при свете луны на безымянном пальце браконьера сверкнул серебряный ободок перстня.
Валерий был удивлен и разочарован, когда прошли третий перекат, а браконьеров и в помине не было.
— Может быть, Штунда и не выезжал, — высказал он предположение, особенно внимательно осматривая в бинокль бухточки и заливы, иногда заходившие далеко в глубь крутого правого берега, у которого шла инспекторская лодка.
А вдоль левого берега, богатого песчаными отмелями, двигалась где-то впереди, сейчас невидимая, моторка Юрия Максимовича.
Вдруг Бондаренко круто развернул моторку.
— По носу лодка! — закричал Валерий.
— Дай-ка бинокль, — попросил Бондаренко.
— Штунда! — воскликнул Валерий, — И Харя. Ну, теперь мы его с поличным схватим, не отвертится...
Браконьеры шли впереди, но не видно было, что они набавляют ход и хотят уйти.
— Владимир Николаевич, можно крикнуть, чтоб подошли? — нетерпеливо спросил Валерий.
— Не пори горячку, малыш, посмотрим, что они будут делать.
— У него первоклассный мотор, — сказал Валерий.
— Да, мотор у него не плохой, — согласился Бондаренко и прибавил скорость.
Но и Штунда нажал.
— Владимир Николаевич, разрешите, я закричу, — упрашивал Валерий. Хладнокровие инспектора
