Ланге, присутствует на допросах самых важных арестованных, фашисты считают ее своей, и это в действительности так!
— Нет! — прошептал Янис.
— Каждую ночь твоя мать видит, как эсэсовцы избивают людей, слышит их проклятья и переводит то, что может понадобиться следователям. Без ее участия не происходит ни одно истязание, ни одно убийство.
— Нет! — еще раз сказал Янис.
— А норковая шубка, о которой ты упоминал… Что ж, фашисты выдают такие вещи из своих складов своим верным слугам, а как попадают вещи в склады, тебе, наверно, не надо объяснять. Ведь ты побывал в Саласпилсе.
Янис закрыл лицо руками и долго не шевелился. Ему нечего было возразить Марии, а его гости стояли посреди комнаты и сурово смотрели на него. Только Мария смотрела не сурово, а с жалостью и с нежностью. Она провела рукой по волосам Яна и сказала:
— Вот так обстоят дела, мой дорогой. Я понимаю, что услышать это было тяжело.
— Неужели все покорились фашистам? — вырвалось у Яна.
Скроманис многозначительно взглянул на Марию, словно желая ее предостеречь, но она ответила:
— Мы не покорились, Янис, хотя и работаем у немцев. Я — в немецком госпитале, там же, где до войны, Юргенс — сцепщик вагонов на станции. Скроманис — сменный мастер в авторемонтной мастерской, а командир нашей подпольной группы Петер Зутис — слесарь на «Вайрогсе». Эта группа — только небольшая часть подпольной организации, насчитывающей сотни людей. И многие из них, как и мы, вернулись в Ригу, чтобы организовать здесь борьбу с фашистами, выполняя приказ командования Красной Армии и Центрального Комитета комсомола Латвии.
— Значит, мне повезло! — ответил Ян. — Вы примете меня к себе и дадите задание.
— Сначала мы тебя проверим, — проворчал Скроманис, но Мария перебила:
— Яниса не нужно проверять, и задание для него готово. Вы знаете, о чем я говорю. Всю ответственность я беру на себя. Если вы верите мне, вам придется поверить и ему.
Мужчины, попрощавшись, ушли. Мария обняла Яниса и прошептала, касаясь горячими губами его уха, смущенно и счастливо:
— Как же я соскучилась по тебе, боже мой!
…Ему было очень жалко будить ее утром. Голова Марии лежала на его руке. Она, видимо, очень устала, и щеки ее ввалились. Но он спешил на работу и не успел поговорить с ней о главном.
— Это будет трудно, — сказала Мария, когда они сидели за столом и пили кофе. — Но ты должен справиться, потому что, кроме тебя, никто не сможет выполнить такое задание. Ты попросишь мать подыскать для тебя тепленькое местечко у немцев. Притворишься, будто охвачен страхом, не думаешь о борьбе и заботишься только о себе.
— Она не поверит, — покачал головой Янис.
— Должна поверить. Ты скажешь, что знаешь, где она служит, но не осуждаешь ее, ибо убедился, что Красная Армия разбита. Тогда она перестанет тебя опасаться и ты сможешь выполнить задание. Твоя цель — узнавать, что происходит на допросах в гестапо. Ты будешь предупреждать нас о готовящихся арестах, станешь нашими ушами и глазами на улице Реймерса. Ты сделаешь огромное дело!
— Да! — тихо сказал Янис.
Он запомнил адрес Марии. Она жила недалеко от госпиталя. Квартиру выбрала удачно. В случае провала можно было вылезти в окно и спуститься по дереву в парк.
— Придешь ко мне после того, как выполнишь задание, — сказала Мария. Ян проводил ее немного и отправился в свою велосипедную мастерскую.
На работе он попытался обдумать предстоящий разговор с матерью, но мысли путались, он совершенно не представлял, как станет произносить всю ту чушь, которой его научила Мария, и в конце концов отказался от поисков определенного плана действий. Не признаваясь в этом себе, он не верил, что сумеет обмануть Лилию. Слишком хорошо она его знала!
Все произошло не так, как он ожидал.
Войдя во двор, Янис увидел в окне их домика яркий свет. Обычно Лилия обходилась настольной лампой, не желая привлекать внимание соседей. Ян осторожно пересек двор и заглянул в окно. Задернутая штора зацепилась за цветок, стоящий на подоконнике. Сквозь щель Ян увидел внутренность комнаты. Форточка была открыта, и он услышал голоса.
За столом сидел мужчина в форме эсэсовского офицера, в черном мундире с серебряным погоном на плече. Когда он повернулся в профиль к Яну, тот оцепенел от изумления и неожиданности. Он узнал гостя. Это был Вейснер, начальник строительства Саласпилсского концлагеря и прочих фашистских особо секретных объектов, человек с интеллигентным лицом, на глазах которого охранники десятками расстреливали заключенных, если только замечали, что он недоволен темпом работ. Но как в лагере, так и теперь вид у Вейснера был в высшей степени приличный и достойный.
На скатерти Янис рассмотрел бутылки и множество тарелочек с разнообразной закуской. Мать сидела напротив Вейснера, как всегда, аккуратно причесанная, в синем нарядном платье. Губы ее были накрашены, а брови слегка подведены.
— Вы очень скромная женщина, фрау Лилия, — донеслось до Яниса. — Вы нравитесь мне, а ваш уютный домик именно таков, как я представлял. Наконец-то после моих многочисленных просьб вы позволили мне посетить вас.
— Я боялась не угодить вам, господин Вейснер, — ласково ответила мать.
— Я вижу, что не ошибся в вас! — самодовольно заявил Вейснер. — Я надеюсь, мы станем большими друзьями, и хотел бы выпить за это.
— Быть вашим другом большая честь, — сказала Лилия. — Вам доверены судьбы многих людей, и то, что вы делаете, очень важно для победы великой Германии. Железным характером и несгибаемой волей, наверно, нужно обладать, чтобы заставлять работать этих заключенных коммунистов. Ведь сейчас их в лагере, я думаю, несколько тысяч, и, как мне рассказывали на улице Реймерса, скоро должны прибыть еще несколько эшелонов из Польши, Франции и Бельгии?..
— Да, это так. Мы затребовали их давно и ждем со дня на день.
— Подумать только, что вам приходится зря кормить столько преступников! — вздохнула мать.
— Не зря! Вовсе не зря! — усмехнулся эсэсовец. — Для них найдется работа. Уже построен подземный военный завод, о котором, очевидно, вы знаете… Там мы будем изготовлять наше победоносное секретное оружие, и работающим на конвейере не придется жаловаться на излишек свободного времени.
Вейснер еще шире улыбнулся и выпил рюмку коньяку.
— Надеюсь, этот завод находится не в нашем районе, — озабоченно сказала Лилия. — Я ужасно боюсь русских самолетов.
— Кому придет в голову бомбить рынок в Задвинье? — прищурившись, спросил Вейснер и наклонился над столом. — Вы представляете, обыкновенный рынок, существовавший еще до войны, торговые ряды с капустой и огурцами, а под ними… О, эта идея принадлежит мне!
Он поднял палец, затем снова наполнил рюмку.
Больше Янис не стал слушать. Он вбежал в подъезд и без сил опустился на ступеньку. Ему стало холодно и тоскливо. Он почувствовал себя так, словно все его друзья и близкие умерли и он остался один на опустевшей земле. Глаза наполнились слезами, и он понял, что до сих пор еще не верил до конца в предательство матери, хотя и согласился выполнить задание. Где-то в глубине мозга теплилась надежда, что все это окажется недоразумением. Но теперь надежда погасла.
Янис плакал и пытался найти объяснение случившемуся, но не находил, и от этого его горе становилось еще безутешнее. Он вспомнил, как гулял с матерью по лесу и она учила его различать цветы и травы. Перед глазами снова и снова мелькало ее доброе, просветленное лицо, в ушах звучал родной голос, и глупое сердце не хотело поверить в то, что стало явным и несомненным…
Через некоторое время во дворе появился Вейснер и, брезгливо обходя лужи, направился к
