— Готовьте вьюки! — снова крикнул Хорьков, и лагерь мгновенно пришел в движение. Проводники бросились ловить оленей. Борис с Абельдиным накидывали на их спины вьюки. Татьяна собирала разбросанные вещи. Виктор Тимофеевич упаковывал в котомки материал. Стало жарко. С неба, затянутого чернотою, падал пепел. Все труднее становилось дышать...
— Бежим, — скомандовал Виктор Тимофеевич.
Огонь дотянулся до перелеска, скользнул по вершинам деревьев, упал на землю и загудел, захлебываясь в духоте и окутывая лес тяжелым мраком. Вспыхнули палатки, пологи, вещи, что не успели захватить с собою люди...
Пожар гнал отряд на север. Олени отказывались бежать, на них дико кричали, били, толкали.
— У-гу-гу... Не отставать! — беспрерывно слышался голос Хорькова.
Огонь проел в торфе глубокие траншеи. Животные часто проваливались в эти ловушки и быстро теряли силы. Путь казался бесконечным. Пламя лавой растекалось по обширной равнине. Клубы багрового дыма заслоняли небо. Тяжелая духота окутывала землю. Пламя, подхваченное ветром, гигантскими прыжками торопилось вперед, пожирая иссушенные долгим зноем травы, мхи, перелески. Настигнутые животные, обезумев от страха, метались по сторонам в бессильной попытке опередить огонь. Языки пламени ловили в воздухе птиц, возвращая их на землю обугленными комочками.
Люди видели, как, спасаясь от пожара, бежала лосиха с двумя детенышами; в паническом страхе неслось семейство сокжоев; бежал медвежонок, потерявший мать; скакали белки. Никто ни на кого не нападал. Страх перед стихией приглушил в животных хищнические инстинкты.
Пламя прорвалось вперед, преградило путь. Огонь настигал людей. На них уже горела одежда. На оленях тлели вьюки. Хорьков свирепел от неудачи, становился бесстрашным в своем решении — любой ценой пробиться к озеру, иначе гибель. И его властный окрик нависал над гулом пожара.
Вот и озеро. Еще один невероятный потуг, несколько прыжков, и огонь отстал. Люди завалились в воду, тушили вьюки и радовались. Но радость была слишком короткой.
— Таня, где мой бумажник? — спросил Борис, ощупывая пустые карманы.
— Не был ли ты во сне у девчат?
— Брось, не до шуток сейчас.
— Братцы, пояс с ножом никто не прибирал, он был в спальном мешке? — кричал Абельдин.
— Там и ищи!
— А где мешок?
Молчание.
Каждый стал вспоминать о своих вещах. Многого недоставало. Не хватило пяти оленей. В огне погибла часть снаряжения.
Сквозь дымовую завесу скупо сочился рассвет.
Никто не знал, как попал на равнину огонь. Таился ли он годами в глубине торфяных пластов, под влажным растительным покровом, и в период длительной засухи вырвался наружу, или его где-то далеко разбросала гроза, и он пришел на мари внезапным ураганом. Огонь устремлялся на север, продолжал бушевать. Вместе с травою, с зарослями голубики, с драгоценным ягелем гибли звери, птицы, вся молодь. Мари, превращались в черную безжизненную пустыню. На местности не осталось ни примет, ни ориентиров, где были перелески, там торчали обгорелые скелеты деревьев. И все это было прикрыто густым едким дымом, сквозь который чуть заметно маячил кровавый диск солнца.
Виктор Тимофеевич спросил проводника:
— Как думаешь, Топко, на озере переждем пожар?
— Оборони бог остаться тут, разве слепой, не видишь, ягель сгорел, олень без корму сразу пропадет.
— Куда же ты поведешь? Посмотри, все горит!
Топко поднялся на ноги. Долгим взглядом осматривал равнину. Дымились кочки, тлел торф, горел колодник. Где-то справа, за густым ерником, протяжно стонал зверь. Старый проводник поцарапал жиденькую бороденку, прикинул что-то в уме, сказал твердо:
— Так пойдем! — и ткнул кривым пальцем в сторону запада.
Главной заботой были олени. Остаться без транспорта так далеко от населенных мест, на обгоревшей, мертвой земле — значит, погибнуть. Надо было бежать, бежать немедленно, пока олени еще могут идти с грузом. Но где найти клочок нетронутой огнем земли и корм для животных?
Быстро завьючили оленей. Всех пугала неизвестность. Надеялись на Топко и Тиманчика, на их опыт и чутье. Топко часто выходил на возвышенности и, устало склонившись на посох, ощупывал слезоточащими глазами черную ноздреватую землю. Ни единой зеленой полоски. Огонь уничтожил все. Только кое-где, как призраки, виднелись обугленные лиственницы.
Каким бесконечным показался людям этот день!
Только вечером, когда сумрак уже окутывал равнину, отряд наткнулся на небольшой перелесок, отгороженный от пожара узенькой полоской болота, затянутого троелистом. Обрадовались. На этом небольшом клочке земли, площадью с гектар, люди нашли приют и все необходимое для передышки, а олени — немного ягеля.
Перелесок казался безжизненным: ни зверушек, ни птиц, ни комаров. И только ночью, когда отряд мертвецки спал у затухшего костра, на мари долго ревела медведица да на заре приходили к перелеску голодные сохатые.
Утро не принесло облегчения. Огонь доедал колодник, уходил в торфяные пласты и снова прорывался наружу. Отряд вынужден был отсиживаться в перелеске. Только продолжительный дождь мог заглушить пожар и облегчить участь отряда. Но небо оставалось безучастным. После первой ночи не осталось ни ягеля, ни листьев на кустах. Пораненные животные голодали и уже не отходили от стоянки. Через три дня пал первый олень. Остальные так ослабли, что уже не могли нести груз. Люди впервые почувствовали, как далеко они находятся от населенных мест.
Виктор Тимофеевич Хорьков считал себя ответственным за жизнь людей, за ценнейший материал, собранный тяжелым трудом, и понимал, что над отрядом нависла угроза. Его спутники — Татьяна, Борис и Николай — были новичками в тайге и не представляли, какие испытания их ждут впереди.
Еще через три дня погибли другие олени. Остался только один — самый старый. Долгая жизнь под вьюком и в упряжке, видно, сделала его выносливым. Отряду нельзя было оставаться в перелеске. Чего ждать? Дождя все не было. И опять встал вопрос — куда идти?
В последний вечер Хорьков долго сидел с проводниками над картой, выбирая путь отступления. На восток, за большими марями — горы, но никто не знал, свободны ли от пожара проходы к ним. На запад, до первого населенного пункта — Экимчана — сотни километров безлюдной тайги. Ближе был поселок на реке Уде, но туда не прорваться — путь преграждал огонь.
Хорьков предложил идти к Экимчану. Но проводники тех мест не знали и настаивали отступать на восток, к Охотскому морю. Решили разделиться и идти в двух противоположных направлениях.
Восемнадцатого августа в перелеске люди сделали лабаз, сложили в него инструменты, снаряжение, уздечки, седла, потки — словом, все, что теперь было им не нужно. Что брать с собой? Как долго придется идти? Выдержат ли плечи нагрузку, хватит ли обуви, одежды? Виктор Тимофеевич считал, что в среднем они должны проходить по двадцать километров в день и что только через тринадцать дней отряд достигнет реки Селемджи, на которой стоит поселок Экимчан.
Прежде всего надо было захватить с собой топографический материал, являющийся очень важным государственным документом, с которым нельзя ни при каких обстоятельствах расставаться. Его набралось более сорока килограммов. На всех взяли один ситцевый полог, маленький брезент, котелок, чайник, топор, карабин и походную мелочь, без которой в тайге не обойтись. Продовольствия отобрали тридцать килограммов. У каждого нашлись личные вещи, с которыми он не пожелал расстаться.
— Если не хватит хлеба — не дойдешь, обессилеешь и все равно вещи выбросишь, но будет уже поздно, — говорил Хорьков и сам властью старшего выворачивал рюкзаки.
Договорились с проводниками: кто первым доберется до населенного пункта — немедленно сообщит в штаб экспедиции о несчастье. Затем сделали подробную надпись на лиственнице о случившемся на тот случай, если когда-нибудь сюда, к лабазу, попадут люди.
Наступили минуты расставания. Первыми покидали перелесок проводники. За плечами у них котомки, в
