— Однако на кладбище ветер свищет.
— Это еще надо проверить.
Они перемахнули через забор.
— Мать моя буфетчица, опять накол?
— Вскроем.
Окна плотно зашторены, ставни на зиму не забиты.
— Непруха.
— Tec, — прошептал Иван.
Андрей приложил ухо к двери.
— Есть! — и задергал. — Открывай!
— Чего надо?
Голос скрипучий, ломкий — обитатель дачи явно не рад был непрошеным гостям.
— Открывай! — Андрей затряс дверь так, что в ближайших окнах пискнули стекла. — Ну?
— Чего надо?
— Шоколада!
— Проваливайте, откуда прпшлн.
— Ты, что ли? Артем? Ну, кидало, божий одуванчик.
Обыскались. Слышь, давай без шума.
— От кого?.. Я вас не знаю.
— Открывай! Ну!
— Я принимаю по утрам… Завтра.
— Высадим!
За дверью замолчали. Затем неожиданно в замке хрумкнул замок, и правая створка с писком отошла и шмякнулась о перильце крыльца.
Севка первым шагнул в темноту.
— Как у чукчи.
— Не жмотничай! Зажги свет!
— Эй! — позвал Иван. — Ты где?
Внезапно под высоким потолком вспыхнула люстра, и они увидели справа у стены узкоплечего длинноволосого парня в джинсовой паре. Двумя руками он сжимал пистолет.
— Стоять! — визгливо вскричал он. — Стоять!
Андрей почесал у виска.
— Арте-е-ем. Золотой.
— Стоять!
— Ну, ты даешь.
— Дверь! — показал пистолетом Мамонов.
— Убери игрушку, — сказал Андрей. — Спрячь.
— Дверь!
— Понял, — Иван плотно прикрыл дверь.
— Лицом к стене! Живо! — командовал Мамонов. — Все! Лицом к стене!
— Не дури.
— Руки! — кричал Мамонов. — Выше! Все!
— Арте-е-ем. Ты чего?
— Барахла насмотрелся, — сказал Севка.
— Преклоняться перед Западом, — сказал Иван. — Это ж курам на смех.
— Молчать! Руки!.. От кого? Что надо?
— Разорался, — Андрей зло развернулся и двинулсч на Мамонова. Придурок. Сходку захотел? Чтоб народ привалил?
— Стоять! — отступая, взвизгивал Мамонов. — Я говорю: стоять!
— Дай сюда.
Мамонов трусливо пятился.
— Нет! Не подходи!.. Я тебе… Я…
— Кончай понтярить. Дай сюда.
— Стоять! — Мамонов зыркнул в стороны и вдруг побежал.
В два прыжка Андрей настиг его, сбил и прижал к полу.
— Отдашь… сволочь.
— Уййй, — застонал Мамонов. — Больно же.
— Хорош ты парень, да ни к черту не годишься, — сказал Андрей, поднимаясь и рассматривая пистолет. — Угадал. Зажигалка, — нажав на курок, щелкнул. — Эй, каскадеры! Кончай с жизнью прощаться!
Сидя на полу, Мамонов корчился от боли и потирал ушибленный локоть.
— Киноман. Перекушал западной пропаганды… Я рад, Артем, что мы в тебе не ошиблись.
— Бельмондо! — гаркнул Иван.
— Жлобье, — стонал Мамонов. — Скоты.
— Пошамать найдется?
Иван проверил под лестницей холодильник.
— Полно!
— Тащи.
Севка с грохотом передвинул стол на середину, под люстру. Вздернул Мамонова с пола, прихватив за ворот куртки, и невежливо усадил на стул.
— Да не дрожи ты. Большая жратва будет.
Иван принес пиво, огурцы, колбасу и хлеб. Отыскал в буфете ножи и стаканы.
— Тебе порезать, хозяин? Или кусочком?
Мамонов бросился к двери.
— Ку-уда-а? — Севка поймал его, смазал по щеке и снова швырнул на стул.
— Присаживайся, кидало. Уважь гостей.
Иван подтащил Мамонова к столу вместе со стулом.
— Погнали, братва.
Севка дорезал колбасы, Иван открыл пиво.
— Так, Артем, — сказал Андрей, открывая торжественный ужин. — У нас к тебе дельце. Понял, звездун ты наш дерганый? Не бойся, мы не из органов.
Иван поперхнулся пивом.
— В натуре, — сказал Севка. — Там не бьют.
— Привольное помнишь? Вот моя деревня, вот мой дом родной. Не забыл еще? А?.. Ты там случайно никого не кокнул?
Мамонов мрачно молчал, опустив голову.
— Знаем, знаем… Извини, мы юноши грубые.
— Что делать, — сказал Иван. — Жизнь заставляет.
— Так вот, Артем. Нам срочно понадобилась машинка. Та самая, которую ты спер. Ты нам ее возвращаешь, и мы — друзья. До гроба… Хочешь бутерброд?
— С колбаской?
— А похмелиться?
— Ты чего блеять перестал, козляк? — Андрей плеспул пивом Мамонову в лицо. — Научили вас врать!.. Смотри сюда, — он с хрустом переломил огурец. — Ручки, ножки. Шейка твоя блатная. Желаешь? И дождь смывает все следы. Обещаем. Сверху как целая, а внутри — хряп, — и он выразительно надкусил огурец.
— Ну? — сказал Иван. — Врубился?
Севка пальчиком, небрежно, поддел Артема за подбородок.
— Будем беседовать? Или будем в молчанку играть?
