— Не «господин Случай», а комиссия по трудоустройству горисполкома, — деланно засмеялась Настя.
Иногда она ненавидела критический тон Вячеслава. Конечно, часовой завод — чистейшая случайность в ее жизни. Но что делать, если у тебя ни к чему нет талантов, а надо есть? Кроме того, надо же приносить обществу пользу.
— Общие слова!
— Но слушай, Вячеслав, зачем тогда жить?
— Неужели затем, чтобы стать рабочей, наладчицей или кем-то еще? На твое место найдется десяток других приносить такую пользу.
— А что делать мне?
— Что не могут другие.
— Я не умею. Мне надо зарабатывать на жизнь.
Он пожал плечами.
— Зарабатывай, если надо, но не подводи идейную базу. Словa, словa!
Такая критика Вячеслава нагоняла на Настю уныние. Она стояла у заводской калитки. Не хотелось входить.
Должно быть, Вячеславу стало ее жалко.
— Возможно, и мне грозит что-то в этом роде, — сказал он, думая утешить Настю. — Вот доношу сандалеты. У меня отец с самодуринкой, как все старики. Неизвестно еще… как повернется… Часовой все- таки не самый худший вариант. Знаешь, кто было часовщиком? — спросил он. — Бомарше в расцвете литературной славы.
— Бомарше? Удивительно! Кто бы подумал? Ну, если Бомарше был часовщик, мне сам бог велел.
Настя подняла руку и пошевелила в знак приветствия пальцами, как артистка на сцене, играя фабричную девчонку в производственной пьесе. И отворила калитку.
В отделе кадров маленький курносый человечек прочитал ее аттестат и путевку. Аттестат вернул, путевку положил перед собой на столе.
— Организованный набор молодого поколения в текущем году на заводе окончен, так. Короче говоря, на данный момент норма освоения выпускников выполнена.
После такого вступления Настя потеряла охоту оставаться в этом казенном месте и потянула к себе со стола путевку.
Он схватил бумажку за кончик и не давал ее Насте.
— Бешеное самолюбие, результат десятилетнего образования в школе! А может, у нас намечено перевыполнение нормы?
— Тогда пожалуй, — уступила Настя.
— Отдел кадров — это вам не проходная, где в основном на пропуска внимание нацелено, — говорил человек, придвигая ближе путевку. — Изучаешь личность, будто фотограф. Выводы делаешь. Так. С институтами нынче прижато. Производственную рекомендацию заработать надо. Иная с десятилеткой к заводу для стажа прибьется, а все на папу с мамой оглядывается.
— Можете быть спокойны, я сама по себе, — возразила Настя.
— Самолюбие! — удовлетворенно повторил человечек. — Сборка вам улыбается, товарищ Андронова? Пишите…
Он уже подсовывал Насте лист бумаги — писать заявление. Действие развивалось стремительно. Неужели Насте и в самом деле суждено стать часовщиком?
— Пиши: прошу зачислить… — диктовал маленький начальник кадров. — Так. Для красоты впечатления можно добавить: интересуюсь, мол, производством часов. Образование. Адрес. Других данных не требуем. Тем более, из горисполкома звонили. Анкета? Не требуем. Так. Автобиография? Даже и это не требуется от молодого человека со школьной скамьи. Где она у тебя? Один аттестат.
Он позвонил в цех, мастеру бригады.
— Василий Архипыч, аллю! Принимай ученицу. С десятилеткой, а как же! Чего, чего? Не нуждаетесь? Бери сверх нормы. Василий Архипыч, кадр завидный, советую. — И приятельски Насте: — Иди в завод, гляди технику. Мы на старой технике елозить давно бросили. Швейцария и та нынче нам удивляется.
Он довольно долго толковал о замечательной технике часового завода, о сверхсовременном сборочном конвейере, на который швейцары от зависти разинули рты, но эго было как раз то, в чем Настя не очень-то смыслила. Ведь она не знала старого конвейера и не могла оценить преимущество нового.
Зато ее удивила белизна в бригаде Василия Архиповича. Белые занавески на окнах, белые халаты, косынки.
Вдоль длинного конвейера с медленно движущейся лентой, за столиками, похожими на школьные парты, сидели девушки, непостижимо быстро орудуя пинцетами, щипчиками и другими тонкими инструментами. Лента двигалась сбоку, передавая дальше и дальше то, что делали девушки; в конце конвейера получались часы. Тук-тук, тук-тук, — тихонько постукивали аппараты по регулировке хода часов, — тук-тук.
Над столиками зажигались и гасли зеленые и красные лампочки, означая что-то непонятное Насте. Она стояла в дверях, не решаясь шагнуть дальше.
— Андронова?
Человек в белом халате, с лупой на лбу, очутившись рядом, строго спрашивал:
— Товарищ Андронова?
— Меня послали к Василию Архиповичу.
— Я.
«Это уж слишком, вот так Василий Архипович!» — мысленно воскликнула Настя.
Мастер бригады выглядел не старше двадцати двух лет. У него были румяные круглые щеки, круглый подбородок. И крайне строгое выражение лица.
— Идемте за мной.
Он провел Настю вдоль конвейера, в глубину помещения. Там был его «капитанский мостик», откуда он управлял своей комсомольско-молодежной бригадой. Обыкновенный стол, с телефоном и грудой тетрадок и папок.
— Новенькая! — донеслось до Насти.
Она ловила на себе любопытные взгляды. Как в школе.
Прозвенел звонок. Конвейер стал, аппараты умолкли.
— Десятиминутка, — сказал Василий Архипович. — Перемена по-вашему.
Возле «капитанского мостика» быстро собрался кружок молоденьких девушек, в косынках из накрахмаленной марли, повязанных замысловато, наподобие тюрбанов. Хорошенькие, как на подбор (от молодости или белых тюрбанов?), многие с подкрашенными губками, в туфельках на каблучках. Рабочий класс?
— Привет юной смене! С аттестатом? Стаж зарабатывать?
— Прощай, детство, сон безмятежный! Производственный план! Трезвость!
— Сочинения о Маяковском, где вы, где вы? Все прошло, как с белых яблонь дым. На повестке дня технология сборки.
— Василий Архипыч, ставьте нам ее в ученицы на пуск хода. Ходисты в прорыве, давайте ее нам на выручку.
— Как вас зовут? — спросила одна.
— Настя.
— Дети мои, слышите, Настя! Четыре Тамары есть, три Ирины, а Насти не было, первая.
— Не теряйся, Настя. Смелого пуля боится.
— А ну, разойдемся! Налетели, как на зверинец. Совесть надо иметь! — прикрикнул мастер.
Кстати прозвенел звонок. Мастер повернул рычаг конвейера. Медленно двинулась лента. Зажглись над столиками зеленые и красные лампочки. Тук-тук, тук-тук, — застучали аппараты.
— Школьные привычки еще не позабыты, — сказал мастер, имея в виду болтливость своей молодежной бригады. — Половина и сейчас в институтах и техникумах учится. Я сам в перспективе инженер. У нас здесь редко кто без перспективы живет, стынуть на точке замерзания никому не охота. Ознакомлю вас
