на недвижные авто.
Саша зажмурился, прикусил губу.
Хотел заставить себя не открывать глаза, когда машина тронется, и не смог.
Расщурился, увидел мягко, нервно ползущие авто. Дорогу неспеша переходил тепло одетый гаишник. Его пропускали, притормаживая.
Затор образовался из-за аварии: стукнулись два автобуса. У дороги стояли пассажиры. Асфальт был посыпан стеклом.
«Скорой» не видно», — приметил Саша.
Никто не погиб, и даже, видимо, не был ранен. Саша испытал почти жалость, что никого не убило.
Медленно, тягомотно они выбрались из потока машин.
Переключали скорости, разгонялись, и вновь возникало это глупое чувство облегчения — едем-таки, едем.
«Куда?»
…Зимняя дорога всегда более тосклива, чем летняя.
Они минули городок, всего два светофора, Саша сказал: «Дальше прямо», — и спустя семь минут по обе стороны шоссе открылась равнина.
Вид белого, до горизонта поля, был тягостен. Эта даль и пустота — лишь с линией телеграфных столбов у дороги — засасывала.
— Безлюдье… — шептал Саша тихо. — На безлюдье льды… Снеги и льды…
Иногда поглядывая на часы, Саша замечал, что вот уже час прошел, а он, кажется, так ни о чем и не думал все это время — не было ни единой мысли.
— Скоро, что ли? — спросил водитель, впрочем, вполне добродушно.
— Скоро, — ответил Саша, подумав.
Серыми и сырыми деревянными боками мелькнула последняя вдоль асфальтовой дороги деревня — в девять домов. Саша давно уже сосчитал их количество, наверное, в детстве. Три дома опустели в последние годы, стали заваливаться.
— Дальше по проселочной? — удивился водитель.
Саша кивнул.
— Засесть можем… — посетовал водитель, переключился на вторую скорость. Автобус взревел и начал переваливаться на рытвинах.
Саша обернулся в салон: мать почти испуганно озиралась.
— Отсюда-то далеко? — снова спросил водитель, когда проезжали еще одну деревню. Только в селении ему удалось переключиться на третью и немного поддать газку.
— Еще одна деревня, а следующая наша будет, — совершенно честно ответил Саша, умолчав, что от «следующей» до «нашей» — двадцать километров по лесу.
— Дороги-то, слава Богу, санями немного укатаны, — поделился водитель открытием, — они на санях ездят до сих пор. Лошадь, выходит, есть. Я лошадей не видел уже лет тридцать… А еще говорят: плохо живем! — сказал водитель и криво улыбнулся.
«Тебя бы, суку, поселить здесь вместе с лошадью…» — подумал Саша. Они проехали еще одну деревню — здесь им впервые за последние два часа встретился человек, дедуля в тулупе. Он смотрел вслед автобусу удивленно. Даже махнул рукой, когда автобус проехал, — куда, мол, дурни: там некуда.
— Лес, — сказал водитель спустя полчаса, увидев, куда уходит дорога. Будто глазам не поверил.
— Лес, — ответил Саша.
— Нам в лес, что ли? — сказал водитель, уже раздражаясь.
— Нам по дороге, — ответил Саша. Водитель покачал головой, скривившись. Саша сжал скулы.
Автобус ревел. Вокруг стояли отяжелевшие под снегом деревья, иногда с потревоженных веток падал снег. По дороге действительно кто-то ездил на санях. Ну, может быть, еще на тракторе, недели две назад. С продуктами, пенсией — в деревню…
Но автобусу такой путь был, наверное, не под силу. Тем более что дорога становилась все хуже — на санях, верно, ездили за дровами — и далеко в лес не забирались.
Спустя минуты четыре водитель не выдержал и стал ругаться. Саша сидел равнодушно, понимая, что может убить этого мужика. Разве что мать не хотелось огорчать.
— Кто нас вытягивать будет отсюда? Вы подумали? — водитель рвал рычаги, брал там, где можно, с разгона, и где нельзя тоже. Водить он умел, конечно. — Совсем, что ли, ошалели от горя, блядь…
— Ладно, рули, хватит орать уже… — сказал Саша устало.
— Я без тебя знаю, что делать. Понял? Сейчас высажу вас и… — здесь их тряхануло, автобус ухнул передними колесами в яму и заглох.
Впереди лежал плотной снег. О том, что и дальше под снегом — дорога, можно было догадаться только по одному признаку: на этой петляющей меж елей и бурелома узкой полосе не росло деревьев.
Водитель выпрыгнул на улицу, оставив открытой дверь. Прошел немного вперед по дороге, сразу увяз чуть не по колено, выругался и влез обратно. Завел мотор, включил заднюю скорость. Взвыло, загрохотало, завизжало под колесами.
Они выехали. Водитель поставил на нейтралку, достал сигарету и сказал:
— Я дальше не поеду.
— Ну и хер с тобой, — сказал Саша.
Он вылез, заметил, что снег перестал. Постоял секунду, тупо глядя в лес. Обернулся резко, открыл дверь в салон.
— Вылезай, мам, он дальше не поедет.
— Как же? Сынок… — сказала мать. — Куда мы? А отца?
— Дотащим, тут недалеко.
— Как же, недалеко…
— Дотащим, я сказал.
Сзади к Саше подошел водитель, заглянул через плечо в салон.
— Ну что, в город едем? Я дальше не поеду.
— Мы заплатим, — сказала мать, глядя на водителя почти в ужасе. — Куда же мы с гробом?
— Я говорю, поехали в город. А денег мне не надо. За новый автобус вы мне не заплатите. И ночевать в лесу с вашим покойником я не буду. Ясно? В город едете?
— Что же мы отца катать туда-сюда будем… — сказала мать.
— Ну, все тогда…
Водитель с лязгом открыл задние дверцы салона — разгружайтесь, мол. И ушел в кабину. Снова закурил там, ругаясь.
Мать заплакала.
— Что ты ревешь? — едва не закричал Саша. — Самое страшное уже случилось! Что теперь рыдать? Волки нас съедят, что ли? Дотащим, никуда не денемся.
— Вы же не донесете вдвоем! — в плаче выкрикнула мать.
— Я тебе говорю: дотащим! Волоком дотащим. Тут недалеко, — еще раз повторил Саша, скорей для Безлетова, — сам он знал, что до деревни еще километров семнадцать.
Саша со скрежетом придвинул гроб к концу салона.
— И у нас еда здесь на поминки… — жалилась мать.
— Возьми, что донесешь, остальное вон оставь этому…
Саша спрыгнул вниз.
— Давайте, я ноги на себя приму… — сказал он уже в остервенении. — А потом… как-нибудь…
— Стул бы, — сказал Безлетов. — Чтобы верх гроба поставить. Мы не удержим.
— Давайте, нет стула, — торопил Саша.
Он потянул гроб на себя, с каждым мгновеньем ему становилось все тяжелее, он отступал назад, по снегу, чувствуя непомерную тяжесть и саднящую боль в мышцах рук.
— Быстрей же! — выдавил он.
Безлетов спрыгнул, и мать неловко спустилась, некрасиво, по-бабьи.
Они взялись за верх гроба, вытаскивая его, но мать не выдержала и, охнув, уронила свой край. Саша и
