закурил.
– Я предпочитаю отвезти его в Каваллу, – сказал Костов. – У него жена – врач.
– Знаю, – неожиданно отозвался доктор.
– Вы с ней знакомы?
– Слыхал о ней. Она известна в нашей среде тем, что устроила на службу в Софии всех своих товарищей по университету.
– Это неплохо! – заметил эксперт, стараясь защитить Ирину.
– Да, – сказал врач, – С ее помощью человек десять пижонов и негодяев сделали карьеру.
Он сделал Борису второй укол, и больной медленно начал приходить в себя. Теперь он дышал глубже – грудь его опускалась и поднималась, с лица постепенно сошел синеватый оттенок. После того как сирены прогудели отбой, улица ожила, со звоном проехал трамвай, и Борис открыл глаза – мутные, налившиеся кровью, дикие. Он сдавленно прохрипел что-то, потом стал бормотать бессвязные слова.
– Машины… – бредил он. – Это мошенничество… Я требую уплатить мне франками…
Врач усмехнулся.
– Предсмертная спекуляция! – задумчиво произнес он.
Больной уставился на него, и в его взгляде отразился постепенно нарастающий ужас.
– Это Стефан!.. – закричал вдруг Борис. – Стефан! Убирайся отсюда, сволочь!
Он внезапно приподнялся на кровати и, нащупав пепельницу на ночной тумбочке, изо всех сил запустил ею в призрак. Жестяная пепельница ударила врача в грудь и упала на пол. Борис не кричал, а ревел, отчаянно, хрипло:
– Я не виноват!.. Нет!.. Нет!..
Призрак Стефана исчез, но вместо него появились другие. Борис вдруг почувствовал запах бензина. Этот запах, перенеся его через бездну времени, вернул к дням большой стачки табачников. Он увидел склад «Никотианы» в своем родном городе, а на тротуаре перед складом – освещенный лунным светом труп исхудалого, бедно одетого юноши. На шее его зияла пулевая рана, в двух шагах валялся бидон.
– А-а, вот откуда шел запах бензина!.. Саботажник!.. Будешь поджигать мой табак, а? Охранникам по две тысячи левов и по бутылке водки!
Больной зловеще расхохотался и заговорил с властной самоуверенностью, как десять лет назад:
– Инспектор, немедленно уберите труп! Я не допущу никаких свидетелей, никаких дурацких судебных разбирательств… Иначе пожалуюсь на вас министру.
Костов вскочил со стула и схватил его за плечи.
– Замолчите! – прошептал эксперт с ужасом. – Замолчите!
– Как так? – огрызнулся Борис. – Я плачу налоги не для того, чтобы содержать полицию из трусов! Или у нас государство, в котором частная собственность неприкосновенна, или…
Костов закрыл ему рот рукой.
– Оставьте! – сказал врач. – Пусть говорит! Я не намерен ничего запоминать.
– Все это вздор! – пробормотал эксперт. – Бред.
– Конечно, – сказал врач.
Чтобы не быть у Бориса на виду, он стоял у другой кровати и спокойно наливал в свою зажигалку бензин из бутылки, забытой здесь прежним обитателем комнаты. Не зная, что делать, Костов присел на стул. Борис все бредил. Он говорил теперь про какие-то уловки Торосяна, про то, что армянин сбывал чиновникам французского торгового представительства сущую дрянь. Монологи его становилось все короче, произносил он их все реже и наконец, обессиленный, уснул.
– Кто этот Стефан? – спросил доктор.
– Его брат, – неохотно ответил эксперт.
– Почему он его так боится?
– Семейная трагедия! – Костов вытер потное лицо, затем взглянул на доктора и добавил сердито: – Вы допрашиваете меня, словно комиссар.
– Нет, я пока еще не комиссар. – Доктор нахмурился. – Все это мне не интересно. Голова у меня и без того битком набита трагедиями, так что новые мне ни к чему. Что вы намерены делать с этим человеком?
– То, что вы мне посоветовали. Хочу перевезти его в Каваллу.
– Не знаю, ходит ли еще поезд между Пороем и Салониками… У вас есть машина?
– Да. Один грек обещал дать нам машину. А если не даст, я вызову из Каваллы свою.
– Все это нужно сделать не позже завтрашнего утра.
– Едва ли мы успеем. Больной должен прийти в сознание и подписать тут один договор.
– Опять сделки! – Доктор засмеялся. – Да вы, кажется, бредите не меньше больного. Вам известно, какая тут обстановка?
– Известно, – буркнул эксперт. – Советский Союз объявил нам войну.
– Да, войну! Но из всех возможных неожиданностей – эта для вас наименее опасна. Куда более
