Всякий раз, как она это делала, она вспоминала свой первый приход в анатомические залы. Это был настоящий лабиринт мрачных помещений с двумя десятками столов, на которых лежали серо-коричневые трупы, покрытые белыми простынями. Над каждым столом висела лампа с рефлектором. Студенты-новички тогда замерли, потрясенные скорбной неподвижностью трупов. Под простынями угадывались очертания голов и ног; кое-где из-под простыни высовывались ступня или пальцы руки. Как много мертвецов!.. Неужели все эти бедняки, брошенные своими близкими или проданные за ничтожную сумму медицинскому факультету, были когда-то людьми, которые радовались, любили и ненавидели! Студенты испуганно озирались и разговаривали вполголоса. Одну девушку стошнило. Ирина испытывала давящее ощущение хрупкости жизни и силы смерти.
Но теперь она уже свыклась с этим чувством и, входя в зал равнодушно поздоровалась с молодым ассистентом. Ассистент, еще новичок, изучал материал вместе со студентами и легко смущался. Студенты, пользуясь этим, шутки ради задавали ему вопросы относительно несущественных тонкостей из области анатомии, предварительно прочитав о них в каком-нибудь объемистом учебнике, Главный ассистент, напротив, уже успел набить свою память всеми этими сведениями. Он мог два часа подряд рассказывать с мельчайшими подробностями о костях пяты и обнаруживал ошеломляющие знания в области кровообращения. Но, усвоив эти тонкости науки, он начал с молчаливым садизмом истязать ими студентов. Лицо его, иссушенное изучением анатомии, было всегда меланхоличным. Он в точности исполнял распоряжения своего шефа, проводил коллоквиумы со скрупулезностью будущего доцента, а на экзаменах вспоминал, кто посещал практические занятия регулярно, кто нет, и коварно мстил последним.
Ирина направилась к столу, у которого над трупом работали студенты ее группы. Эта группа состояла из трех человек и была не слишком сплоченной. В нее входили Ирина, которую все считали надменной, шумный Чингис, признанный оратор «левых» своего курса, и Бимби, приятный, спокойный юноша, предпочитавший флиртовать, вместо того чтобы терять время на ученье или политические распри. Элегантность Бимби бросалась в глаза. Это был красивый, хорошо сложенный белокурый юноша; он всегда носил дорогие костюмы и шелковые рубашки и каждый вторник посещал премьеры фильмов в кинотеатре «Рояль» вместе с какой-то не особенно привлекательной немкой. Чингис был небольшого роста, широкоплеч, грубоват, с черными как смоль волосами и монгольскими чертами лица, за что его и прозвали Чингисом.
Когда Ирина подошла к столу, Бимби в приступе необычайного усердия препарировал голову трупа, а Чингис, нагнувшись, тревожно следил за движениями его скальпеля.
– Стой! – сердито крикнул Чингис – Рассек мандибулярный отросток тригеминуса!.. Тычешь руками, как неуклюжая баба… Самое большое, что из тебя выйдет, – это терапевт или психиатр.
Бимби отложил скальпель и виновато усмехнулся.
– Ты что, не знаешь, что между птеригоидными мышцами проходит мандибулярис? – отчитывал его Чинше – Это идиотство – браться за нервы и кровеносные сосуды, когда ты еще не знаешь мышц! Только препарат испортил.
Бимби вышел в коридор покурить. Он еще не выучил не только мышц, но даже костей.
– Выдерни у себя волос, – сказал Чингис Ирине. – Дергай сильней, но осторожней, прическу испортишь… Вот так! Давай его сюда.
Чингис ловко связал концы перерезанного нерва волосом, который подала ему Ирина.
– Теперь читай! – сказал он.
Ирина открыла учебник и начала читать вслух, но вскоре стало ясно, что выучить им ничего не удастся. За соседними столами болтали и смеялись. Следующий день был днем университетского праздника, на котором медики обычно затмевали своими подвигами даже студентов юридического факультета. И они уже сейчас пришли
– Смотри! – сказала Ирина. – Это уже ни на что не похоже!..
– Да! – Чингис важно нахмурился. – Никакого уважения к человеческой плоти… И потому завтра они станут не врачами, а всего лишь торгашами.
Чингис снова принялся препарировать.
– С кем ты будешь на празднике? – спросил он немного погодя.
– С корпорацией, – ответила Ирина.
Она еще не решила, с кем будет, но ответила так умышленно. Корпорация объединяла студентов, которые в какой-то мере были политически нейтральны. Но Чингис не мог переносить равнодушно даже их.
– Значит, ты окончательно связалась с ними? – спросил он, сердито глядя на Ирину.
– Да, – сухо проговорила она.
– С этими межеумками, которые заботятся только о своем спокойствии?… – Чингис враждебно расхохотался. – А на будущий год, вероятно, наберешься смелости и запишешься в «Братство».[25]
– Нет, этого удовольствия я тебе не доставлю. – В голосе Ирины послышалось раздражение. – Ты невыносим!..
Чингис неожиданно заговорил миролюбиво:
– Я хочу, чтобы ты записалась в «Братство» и своими глазами увидела, какое оно мерзкое. Тогда ты сама придешь к нам.
– Этого не будет никогда.
– А я надеюсь, что будет. – Чингис взглянул на нее своими зоркими монгольскими глазами. – Если только ты не найдешь богатого мужа.
– Хватит тебе заниматься мной! – взорвалась Ирина.
С досадливой гримасой она стала укладывать портфель. С этим Чингисом нельзя было сказать двух слов, чтобы не столкнуться с политикой и не выйти из себя.
