– А мы как раз обсуждали бал, на котором моя мать собирается представить Мери обществу.
– Ты – дьявол, Эвэлон! – прошипел барон. – Я уже говорил, что не собираюсь принимать в этом участия!
– Сэр, ваша внучка очень мила. Не сомневаюсь, что она будет в центре внимания, – произнес Чарльзворт, напрасно пытающийся снять напряжение, возникшее за столом. Увидев ужасный взгляд Ренфрью, Чарльзворт тревожно взглянул на Ричарда.
– Фредди, не оставишь ли ты нас наедине, чтобы мы могли обсудить грядущий праздник? – коротко кивнул ему Ричард.
– Я буду в читальной, если понадоблюсь, – быстро ответил Чарльзворт, не удостаивая барона кивком.
Ричард с удовольствием наблюдал за выражением лица барона.
– Девчонка не твоя забота! – проговорил барон, залпом осушив свой стакан. – Что за дьявол в тебе сидит, Эвэлон?
– То же самое я хочу спросить у вас. – Ричард закинул ногу за ногу и улыбнулся.
Со стороны можно было подумать, что они ведут дружескую беседу.
– Я видел здесь соседа Мери – сэра Роберта Ланкастера. Представьте мое удивление, когда Чарльзворт узнал, что это вы его финансируете. И тут я подумал: за все эти годы вы ни разу не приблизились к Мери. Хотя являетесь другом человека, который принуждал ее к замужеству и держит долговые расписки ее умершего отца.
– Не знал, что ваш лакей сует нос не в свои дела, – проговорил барон.
– Какое точное определение Ланкастера! – Сохраняя ленивый тон, Ричард наклонился к барону: – Вы убедили своего лакея в том, что ваша дочь и ее муж были всю жизнь в долгах. Вы шпионили за Мери и держали ее погребенной заживо, не так ли, барон? Не могу не поинтересоваться, чем так страшна для вас ваша прекрасная внучка?
Ренфрью резко поднялся.
– Это не твое дело, Эвэлон. Не вмешивайся в то, что тебя не касается. Ты можешь пожалеть об этом.
В ответ на угрозу Ричард откинул голову и рассмеялся барону в лицо.
Стиснув зубы, Ренфрью отступил назад.
– Увидишь. Запомни мои слова.
– Да, я верю, что все увижу, барон.
На лице Ричарда все еще играла ленивая улыбка, когда барон вышел. Он медленно поднялся, нашел Чарльзворта. Всю обратную дорогу в дом Эвэлонов он отвечал на его вопросы. Фредерик был надежным товарищем в дни Ватерлоо два года назад. Сейчас Ричард с удивлением понял, что он стал надежным другом.
– Я не совсем уверен во всем, – заявил он. – Мне станет понятнее, когда я услышу, что рассказала бабушка Фордхэма.
Невозмутимый Вилкенс открыл дверь, и они вошли в изысканный холл.
– Где моя мать?
– Все дамы в дневной комнате, ваша светлость. – Голос дворецкого звучал важно.
Положив руку на плечо Чарльзворта, Ричард заставил его следовать за собой.
– Ничего не говори им. Только помни, что Ланкастеру нельзя доверять. Если ты увидишь его рядом с Мери, немедленно дай мне знать.
Фредерик кивнул:
– Конечно.
Ричард распахнул двери. Все три дамы подняли головы от шитья. Как можно было понять, между ними царила дружеская атмосфера.
Его глаза искали и нашли открытый васильковый взгляд Мери. Ее роскошные волосы свободно рассыпались по плечам. Гребень слоновой кости поднимал волосы над ухом, похожим на ракушку. В простом убранстве ее волос, в любой момент готовых рассыпаться по плечам и груди, было что-то соблазнительное. Пальцы вдруг задрожали, когда он вспомнил, как держал в руках эти шелковые пряди.
– Твои волосы выглядят очень привлекательно, Мери, – заметил Ричард.
– Тебе нравится, Эвэлон? Это моя идея, – проговорила Арабелла. – А вы что думаете, милорд? – спросила она Чарльзворта, не сводя с него глаз с момента его появления.
– Должен согласиться с Ричардом и скатать мои комплименты вам, леди Арабелла, у вас прекрасное чувство стиля. Это очень подходит к уникальной красоте мисс Мастертон.
Его галантность заставила Беллу покраснеть. Ричарду никогда не доводилось видеть этого ранее.
О румянце Мери у него было много воспоминаний. Он перевел разговор на другую тему:
– Мама, я решил, что лучший способ подтолкнуть мою память – дать бал для всех наших друзей. – Он спокойно встретил вопросительный взгляд матери. – Кроме того, это не только поможет мне, но и будет прекрасной возможностью представить Мери обществу.
Вздох Мери был заглушён смехом Беллы.