Свидетели. Уклончивость Элли Рипон насчет того, где можно найти Стива, объяснилась просто: он был арестован по обвинению в грабеже со взломом и находился теперь в тюрьме Льюиса в предварительном заключении. Его адвокатша сказала Терезе, что на той неделе предварительное слушание и она думает вытащить его под залог. Тереза надеялась, что тогда она сможет задать ему вопросы. Ее вторая попытка поговорить с Элли Рипон была такой же безуспешной, как и первая. Она успела поговорить с Дареном Нейсмитом, Марком Эллингом и Кейтом Уилсоном; Гроув пил в их компании непосредственно перед бойней. Маргарет Ли, кассирша автозаправки «Тексако», разговаривать отказалась, но у Терезы была видеозапись длинного интервью, взятого у этой молодой особы телевизионщиками, так что потеря невелика. Том и Дженни Мерсер, родители несчастной девочки Шелли, согласились поговорить, она встретится с ними завтра. Тереза нашла и проинтервьюировала с дюжину непосредственных свидетелей бойни, не все они слишком-то хотели говорить, однако по совокупности Тереза смогла составить довольно приличное описание того, что происходило тогда на улице. Она все еще пыталась найти Джейми Коннорса — маленького мальчика, который сидел, как в ловушке, в родительском автомобиле, застрявшем у обочины Истбурн-роуд, и наблюдал устроенную Гроувом безумную бойню на ее последних стадиях.
Местность: Тереза осмотрела все места, где разворачивалась трагедия, от приморских районов города до площадки для пикников в лесу рядом с Нинфилдом и до автозаправки «Тексако», не говоря уж об улицах самого Булвертона. Она отметила место и время каждого известного инцидента. Оставались некоторые аномалии, в частности, необъяснимый пробел в хронометраже и совершенно очевидный нахлест, но она понимала, что дальнейшее расследование должно все это утрясти.
В баре появилась Эми; она кивнула Терезе и улыбнулась, всем своим видом давая понять, что куда-то спешит и не хочет задерживаться. В тот момент, когда Эми уже готова была исчезнуть из виду, Тереза все же ее окликнула.
— Эми, не могли бы вы мне налить?
Не говоря ни слова, Эми вернулась, прошла за стойку и приготовила двойной бурбон.
— Вы будете сегодня обедать? — спросила она, ставя перед Терезой стакан.
— Я еще не решила, — сказала Тереза и тут же подумала, что некоторые любители выпить из Бюро непременно сказали бы, что она уже наполовину покончила с главным блюдом.
Эми записала на Терезин счет цену двойного бурбона и молча ушла.
Тереза недоумевала, в чем тут дело. И Эми и Ник явно ее избегали. Она все больше чувствовала себя шумной, настырной американкой, всюду суюшей свой нос, умудряющейся обидеть каждого, с кем ни заговорит. А не может ли статься, что и раньше, до отъезда в Штаты, она ощущала нечто подобное? Да нет, смешно и думать. Она же была тогда совсем ребенком, без всяких взрослых заморочек. Она едва не выпила весь бурбон залпом, но на полдороге остановилась, посмотрела на стакан и опустила его на стойку. Она уже сожалела, что начала пить так рано. Ей хотелось, чтобы в баре был кто-то еще, другие клиенты. Ей хотелось, чтобы сама она была в каком-нибудь другом месте.
Тусклыми, расплывчатыми пятнышками казались сквозь матовые половинки стекол фары проезжающих автомобилей; по верхним прозрачным половинкам стекали струи дождя, подсвеченные уличными фонарями, под потолком горела яркая, почти незатененная абажуром лампа, и, в общем, в баре было тоскливо и неуютно. Подумав, что музыка может поправить дело, Тереза опустила в музыкальный автомат монету и нажала кнопку первой попавшейся песни. Автомат молчал. Вспомнив, что Ник как-то там выключат его, закрывая бар на ночь, она заглянула в шель между задней панелью и стенкой, однако никакого выключателя не нашла.
Тишина и полное отсутствие людей угнетали Терезу, давили ей на психику. Она понимала, что выпила слишком много, и рассеянно думала, не отнести ли этот последний стакан к себе в номер, чтобы допить его перед сном. Возвращаясь после неудачного эксперимента с автоматом к себе на место, она заметно покачивалась и в конце концов сшибла один из столиков набок. Грохот упавшего столика заставил ее остановиться; она подумала и медленно, осторожно, с величайшим тщанием вернула его в прежнее положение.
Лишь только Тереза села, как стало вдруг очень светло, словно бар был сценой и где-то включили огни рампы. Она повернулась к окнам и с удивлением увидела, что в них льется яркий свет, несомненно — дневной. Объяснение могло быть только одно: в какой-то момент она отключилась и вот так вот, сидя на табурете, проспала до следующего дня и никто почему-то ее не разбудил.
Тереза уперлась ногой в пол и начала было вставать, чтобы вернуться к себе в номер, но в этот момент сзади послышалось какое-то движение, и она поняла, что кто-то вошел в бар из коридора за стойкой. Она резко обернулась и увидела седого, очень пожилого мужчину с тонким породистым лицом. Его большие, пронзительно-голубые глаза смотрели мимо нее, в сторону одного из окон. В руке у мужчины была кухонная тряпка, он положил ее на стойку и сделал шаг в сторону, продолжая озабоченно смотреть в окно.
Затем он повернулся к ведущей в коридор двери и громко крикнул кому-то невидимому:
— Майк! Ты там?
Ответа не было. Мужчина поднял откидную доску, вышел из-за стойки и торопливо направился к двери, выходящей на Истбурн-роуд; доска со стуком упала на место.
Только теперь Тереза заметила, что в баре есть кроме нее и другие клиенты. Четверо, и все мужчины. Один из них сидел за столиком с пивной кружкой у рта, а трое стояли у окон и на что-то смотрели. Музыкальный автомат пел голосом Элтона Джона.
С улицы донеслось несколько отрывистых хлопков. Пожилой мужчина, почти уже дошедший до двери, резко пригнул голову.
А потом оглянулся на стойку и крикнул:
— Майк! Там на улице кто-то стреляет.
После чего, как это ни странно, он подошел к двери, открыл ее и вышел наружу. Четверо остальных прилипли к окнам, они тянули шеи и вставали на цыпочки, что-то высматривая сквозь прозрачные половинки стекол.
Тереза не могла уже понять, явь это или бред; она стояла рядом со своей табуреткой, судорожно вцепившись в холодную гладкую стойку. Дверь за стойкой открылась, и в бар торопливо вошла пожилая, но все еще подтянутая и красивая женщина.
— Джим? — Женщина посмотрела на Терезу, ближайшую к ней. — Джим меня звал?
— А Джим это…
— Он вышел наружу! — крикнул один из стоявших у окна. — Там какой-то придурок хулиганит с автоматом!
— Джим!!!
Рывком отбросив откидную доску, женщина выбежала в зал, и в этот момент одно из стекол буквально взорвалось, хлестнув во все стороны бритвенно-острыми осколками. Все четверо клиентов бросились на пол, рядом с одним из них расползалась лужица крови. Как видно, осколки стекла поранили и женщину, она на мгновение остановилась, прижала ладони к лицу, а затем пригнулась и продолжила свой путь к наружной двери. Между ее пальцами сочилась кровь. Женщина распахнула дверь и бессильно оперлась о косяк, Тереза думала, что сейчас она упадет, но этого не случилось. Ее фигура была черным силуэтом в снопе хлынувшего с улицы света. В бар вбежала другая женщина, помладше; по дороге она чуть не сбила с ног пожилую, продолжавшую цепляться за косяк. Затем прогремела еще одна очередь, пули оторвали пожилую женщину от двери и швырнули спиной на пол.
Дневной свет померк так же внезапно, как и возник, и Тереза снова была в баре одна. Голая лампа над головой, темнота за окнами, гнетущая тишина и ни души, все по-прежнему. Сколько прошло времени? Неуловимое мгновение? секунды? минуты? Как долго все это продолжалось? Она стояла там же, где и тогда, когда с грохотом взорвалось стекло, рядом со своим табуретом, ее вытянутая рука все так же цеплялась за стойку.
Музыкальный автомат молчит, откидная доска поднята, как оставила ее, выбегая из-за стойки, седая женщина. Была ли она поднята раньше, когда за стойкой стоял Ник? Вроде бы нет, обычно она опущена.
Тереза смотрела на недопитый бурбон, отгоняя от себя подозрение, что это он всему виной. И тут же вместе с мыслями об алкоголе появились первые, почти еще незаметные признаки надвигающейся мигрени.
