Но выходить ей не хотелось, тем более — сейчас, в критической точке сценария. То, что делал Гроув в салоне «Экс-экс», серьезнейшим образом повлияло на весь ход дальнейших, совсем уже близких событий.
И ей не хотелось начинать потом все с начала. Жизнь Джерри Гроува за этот день, столь подробно расписанная в сценарии, была почти невыносима и отнимала много времени.
Терезе никогда еще не попадалось таких долгих, изнурительных сценариев, никогда еще не было, чтобы сценарий ее так ошеломлял. Ей претила мысль, что придется еще раз соседствовать и даже сотрудничать с пошлым, бездумным злом, гнездящимся в сознании Гроува. А главное, ей было бы невыносимо вернуться к началу и вновь пережить совершенные им убийства, вновь стоять перед выбором: либо не вмешиваться, а значит, попустительствовать, либо вмешиваться, а значит — соучаствовать.
Если уж столько терпела, нужно дойти до конца и узнать, что же он сделал. А на экране все мелькали страницы каталога, и Тереза постепенно склонялась к мысли, что Гроув перебирает опции случайным образом, практически на автопилоте, ведь при такой скорости невозможно ничего прочитать.
Неожиданно пальцы Гроува замерли, тело заметно расслабилось и подалось вперед; казалось, что напряженные поиски были стержнем, его поддерживавшим, а теперь этот стержень вынули.
Тереза взглянула на экран и прочитала верхнюю строчку:
Интерактивный / Полиция / Убийство / Огнестрельное оружие / 1950 / Уильям Кук / Эльза Джейн Дердл.
Рядом с именем Эльзы был крошечный стоп-кадр: синее небо, гнущиеся под ветром пальмы, шеренга наискось припаркованных, блестящих на солнце машин.
Вероятность, что этот сценарий попался Гроуву случайно, отличалась от нуля на ничтожно малую величину. И ведь она-то считала Эльзу своей, и только своей! Терезу захлестнуло негодование, и тут же, как по сигналу, Гроув вышел из секундного ступора. И вновь началась гонка по безбрежным многоступенчатым просторам каталога. Описания сценариев меняли друг друга так быстро, что казалось, Гроув заранее знает, что появится на экране в следующий миг. И опять, как и в прошлый раз, он резко остановился.
Участие / Содействие жертвы / Интерактивный / Полиция штата или округа / Полиция штата / Виргиния / Беглый / Множественное убийство / Немотивированная вспышка / Огнестрельное оружие / Сэм Уилкинз Маклеод.
И стоп-кадр с группой людей на фоне чего-то ярко расцвеченного. В первое мгновение Тереза не узнала эту сцену, но затем вынудила Гроува наклониться, вглядеться в картинку и растянуть ее мышью на всю нижнюю часть экрана.
Это была она сама, вместе с Риком и детьми, в «Счастливом бургбаре Эла», в маленьком городке Оук-Спрингс, расположенном на хайвее 64 между Ричмондом и Шарлоттсвиллем. На кадре они как раз проходили мимо стойки самообслуживания. Яркий логотип Элова заведения было ни с чем не перепутать.
Тереза не верила своим глазам, ведь можно было думать, что этот кусочек ее давнего опыта надежно погребен под позднейшими слоями виртуальной реальности. Ее потрясение тут же вызвало реакцию у Гроува. На экране вновь замелькали страницы каталога; Тереза смотрела на них, ошушая свою полную беспомощность.
Перед ней ускоренно прокручивалось ее собственное виртуальное прошлое, она же смотрела на него глазами человека, который скоро, очень скоро устроит кровавую бойню.
И снова Гроув притормозил свои розыски. Теперь на экране было написано:
Участие / Интерактивный / Великобритания / Англия / Страны или графства / Полиция графства / Сассекская полиция / Множественные убийства / Немотивированная вспышка / Огнестрельное оружие / Пистолет / Полуавтоматическая винтовка / Джеральд Дин Гроув / Часть 1.
Ниже, после пробельной строчки, было написано:
Участие / Интерактивный / Великобритания / Англия / Страны или графства / Полиция графства / Сассекская полиция / Множественные убийства / Немотивированная вспышка / Огнестрельное оружие / Пистолет / Полуавтоматическая винтовка / Джеральд Дин Гроув / Часть 2.
Курсор замер на стоп-кадре части первой; Гроув смотрел на экран и держал руку на мыши, явно собираясь запустить просмотр. На стоп-кадре был сам Гроув; он сидел в машине, наклонившись вперед и запустив руки под приборную доску. На заднем плане легко угадывалась булвертонская набережная.
«Он играет со мной, — думала Тереза в мозгу у Гроува. — Или это я с ним играю.
И нужно выходить из сценария. Я совершенно не готова к такому повороту событий».
Ее мысли привели Гроува в движение. Тереза смотрела на экран, обреченно ожидая, что еще он придумает.
На стоп-кадре следующего сюжета была молоденькая порноактриса в окружении стандартных атрибутов ковбойского салуна. Камера застала Шенди врасплох: между дублями, в тот момент, когда она закинула руку за спину, словно почесываясь, а в действительности — оттягивая рубашку, чтобы не так резал лифчик.
Гроув прытко увеличил изображение и стал похотливо оглядывать роскошные формы девушки, в чем поневоле принимала участие и Тереза.
Гроув, в чьем сознании — или мозгу, или как уж там назвать эту зловонную выгребную яму — затаилась Тереза, буквально сочился хищной похотью. Без труда преодолев сопротивление Терезы, он подвел курсор к квадратику «Экс-экс», призывно мерцавшему в верхней части кадра.
Он кликнул и снова замер, теперь — в ожидании нано-чипов.
— Нет! — сказала Тереза себе или Гроуву, вслух или прямо в лицо, или как уж там это было. — Только не Шенди!
— Заткнись к едреной матери. — Гроув извлек из доставочного устройства пузырек с запрограммированными наночипами, встал из-за стола и шагнул к выходу из кабинки. — Кто б ты там на хрен ни была, заткнись к едреной матери.
Хотя в мире, где выросла Тереза, ругань была делом вполне обычным, она всегда ненавидела и это выражение, и тех мужчин, которые его употребляли. Именно мужчин — хотя встречались и женщины, ругавшиеся почище любого мужика, но как-нибудь иначе, не такими словами. В Бюро специально обучали сотрудников не реагировать ни на какие оскорбления, однако эта злосчастная фраза неизменно выводила ее из себя, заставляла забыть о всех опасностях.
— А вот хрен тебе, тетка, — откликнулся Гроув на ее мысли. — Заткнись к едреной матери.
— Только не Шенди, ублюдок ты сраный!
— Я же сказал тебе, заткнись к едреной…
Тереза забилась в самый дальний уголок его сознания, униженная и бессильная, не способная больше влиять на события, разве что по случайности.
Наконец-то она хоть немного приблизилась к пониманию сути таких, как Гроув. Все испытанное ею за это время было — для него — некоего рода ширмой, неосознанным стремлением наглухо отгородиться от своего настоящего «я». Проклятья сквозь зубы, смятение, мстительность и злопамятность, невероятная примитивность — настоящим Гроувом здесь и не пахло, все это были инстинктивные движения, неумелые отклики незрелого сознания на вызовы сложного, исхищренного мира. А теперь, совершенно неожиданно, его истинное «я» включилось в работу и взяло управление на себя.
