Джоби Джексоне, ярмарке и Джиме Саммерсе — вкратце, но ничего не упуская. Мисс Трант, которая время от времени задавала ему вопросы и желала знать все подробности, пришла в восторг от его истории и от самого мистера Окройда. Он, в свою очередь, тоже выслушал мисс Трант и убедился в ее искренней любви к приключениям. А потом вновь вышло солнце, и в его лучах заиграли последние брызги дождя.
— Ну, терь можно и свечами заняться, — сказал мистер Окройд, любивший доводить дело до конца. Его «да» увенчалось успехом: машина сразу же завелась. Мисс Трант махнула рукой, приглашая его сесть, и они покатили в Роусли. Город начинался, как и многие городишки подобного сорта, с железнодорожного вокзала. Ярдах в ста от него, на противоположной стороне дороги, стояла лачуга из гофрированного листового железа с вывеской: «Привокзальный буфет Маундеров». Взгляд мисс Трант зацепился за розовую листовку, приклеенную к стене у входа. Она остановила машину и вышла на улицу. Листовка сообщила ей то, что нужно: «Штучки-дрючки» с музыкальным ассорти шалостей и забав выступают в концертном зале Роусли; среди прочих обещанных увеселений значились «лакомые пустячки» от мисс Элси Лонгстаф.
Пока мисс Трант читала афишу, в дверях появилась женщина средних лет. Возможно, то была миссис Маундер, поскольку всем своим видом она выражала скорбное смирение человека, обреченного до конца жизни подавать закуски в привокзальной лачуге из гофрированного железа.
— Не подскажете, эти люди… — Мисс Трант показала на афишу, — …еще в городе?
В тот же миг миссис Маундер вся поджалась, уплотнилась и стала олицетворением горького стоицизма.
— Еще как, — мрачно ответила она. — Они прямо тут.
— Как?! Хотите сказать, они сейчас в буфете?
Миссис Маундер закрыла глаза, полностью вобрала губы в лицо и так сильно кивнула, что закачалось все ее тело.
— Час назад явились, вшестером, — наконец выговорила она. — Заказали чайник чая и тарелку бутербродов с маслом. Два раза уж кипяток им подливала, а некоторые свою еду принесли, наглецы! Сидят себе, болтают, гоняют меня почем зря! Больше они воды не дождутся, — добавила она и строго глянула на мисс Трант, словно предвосхищая ее возможные просьбы о кипятке для артистов.
— Ах, какая жалость! — воскликнула мисс Трант, вспомнив про их бедственное положение.
— Не то слово, мисс. Если б все так делали, пришлось бы мне закрыть лавочку.
— Нет-нет, я про них, — храбро поправила ее мисс Трант.
— Про них! — фыркнула миссис Маундер. — За них не волнуйтесь, у артистов наглость — вторая совесть. Слыхали мы про таких…
— Что ж, я пришла повидать одну из артисток, и тоже с удовольствием выпью чаю. — Мисс Трант отвернулась и позвала мистера Окройда, который все еще сидел в машине. В эту минуту к лачуге подошли двое мужчин довольно потрепанного вида, и в узком дворике между дорогой и порогом едва хватило места для троих. Они хотели пропустить мисс Трант вперед, но сперва один из них, молодой блондин без шляпы и с растрепанным вихром, обратился к миссис Маундер:
— Добрый день, мадам! Не подскажете, «Штучки-дрючки» здесь?
Он произнес это тоном санитарного инспектора, интересующегося какой-нибудь заразой. Мисс Трант улыбнулась, торопливо проходя мимо. Спутник растрепанного блондина крикнул: «Веди меня, Джоллифант!» У него был большой плоский футляр, в котором явно лежал какой-то музыкальный инструмент. «Неужели тоже артисты?» — подумала мисс Трант, и двое скрылись в привокзальном буфете. Следом за ними в дверь нырнул мистер Окройд, а последней, сходив к машине за сумкой, вошла мисс Трант. В дверях она на миг остановилась и прислушалась к удивительному гомону изнутри. «Сгораю от нетерпения!» — радостно подумала она.
Глава 6
В которой Иниго встречает соратника и становится пианистом
Последний раз мы видели Иниго Джоллифанта, когда тот сквозь мрак понедельничной ночи спешно покидал усадьбу Уошбери. Теперь, в четверг днем, он прибыл к привокзальному буфету Роусли. Чтобы понять, как он тут очутился, нам стоит проследить за событиями последних трех дней его жизни, или, если точнее, последних шестидесяти четырех часов (с 00.30 четверга).
Именно тогда Иниго осознал, что Фонтли прав: зря он не остался в постели. Ночь была не такая уж теплая, и уж точно недостаточно светлая, чтобы с приятностью шагать по дороге — тем более после стольких уроков французского, истории и праздничного вечера. Пить надо было меньше — или больше. «Старый Роб» сыграл с ним злую шутку: выдворил его из школы, из постели, а потом бросил одного; сперва грел ему грудь, но вскоре начал отставать, а спустя полчаса бесследно исчез. Выпей Иниго чуть больше «Роба» или чуть меньше, спал бы он сейчас в теплой постели. Так он спорил сам с собой, шагая по последнему знакомому отрезку дороги, соединяющей Уошбери с остальным миром. Наконец он добрался до магистрали, уходящей на юг и на север — то есть, в сущности, вышел в мир, но что в этом мире происходило, разглядеть было решительно невозможно. Иниго повернул направо, несколько минут раздумывал, какая из едва видных точек на небосводе — Полярная звезда, и еще минут десять размышлял о звездах вообще. Думы, как водится, были безрадостные. Если много думать о подобных вещах, решил Иниго, то волей-неволей станешь астрономом — исключительно в целях самозащиты.
Рокот, некоторое время доносившийся откуда-то сзади, материализовался из темноты в виде грузовика — первой машины за вечер. Иниго развернулся и окликнул водителя, но тот не горел желанием подвозить незнакомца.
— Не бойтесь! — крикнул ему Иниго. — Я пеший турист!
Этого оказалось достаточно. Водитель понял: человек, отважившийся на пешее путешествие, — враг разве что самому себе и опасности не представляет.
— Далеко не отвезу! — крикнул водитель, когда они тронулись. — Миль десять от силы, а там уж мой дом.
— Это где?
— Близ Даллингема. Вот что, отправляйтесь-ка вы на вокзал, там сядете на поезд! Да-да, не удивляйтесь, Даллингемский узел — единственное место на десятки миль, где поезда останавливаются даже ночью!
— Шикарно! — во все горло прокричал Иниго. Грохот стоял такой, словно кузов грузовика был набит плохо упакованными доспехами. — Весьма рад слышать. И не подумаешь, что в местечке с таким названием вообще что-нибудь происходит, верно? Даллингемский узел[28]! И куда же идут эти поезда?
— Не знаю! Должно, в сторону Линкольна или Гримсби, а может, и в Донкастер. Я на них сроду не ездил, но один мой знакомый, малый по имени Гарри Бриггс, работает на вокзале, и сегодня у него дежурство на ночном поезде. Вечно опаздывает, говорит! Уж не знаю, как на этой неделе.
— Что ж, я не прочь взглянуть на ваш вокзал!
— И правильно! — взревел водитель. — Высажу вас неподалеку!
Затем он принялся орать о другом, по большей части о крайне неудачной поездке в Нортгемптон, и так часто спрашивал мнения Иниго, что тот, не желая показаться грубияном, охрип еще в дороге.
Наконец водитель остановил машину и показал пальцем в нужную сторону:
— Вон, гляньте, огоньки видите? Это Даллингемский узел. Ступайте по дороге и скоро будете там. Спросите, работает ли нынче Гарри Бриггс.
Дорога резко спускалась к вокзалу. Сойдя вниз, Иниго увидел сигнальные огни, слабый отсвет железа и тусклое желтоватое свечение самого вокзала. В тот же миг он упал духом: вид Даллингемского узла отчего-то нагнал на него тоску. Необъятный ночной мрак уже не казался таким безрадостным в сравнении с этой вялой попыткой его разогнать, тусклым проблеском света в полной темноте. И тишина стояла мертвая. Неужто сюда вообще прибывают поезда? Это место, казалось, было столь же далеко от обычной вокзальной сутолоки, как от лондонского Паддингтона. Иниго начал спрашивать себя, зачем он вообще сюда
