Все это, конечно, очень глупо… — Она помедлила.
— Продолжайте, мисс Трант, — сказал Иниго. — Говорите все начистоту. Насчет глупости не волнуйтесь, мы все этим грешны, не так ли? А я так просто нелеп, определенно.
— Я могла бы прийти раньше, — торопливо начала мисс Трант, — только вдруг поняла, что хочу… сбежать! Оставшись одна, я спросила себя: зачем мне браться за это дело? Я ничего в нем не смыслю. У меня есть деньги, но совсем немного, честное слово. И моя прежняя жизнь была совершенно другой! Когда я обо всем этом задумалась, мне стало по-настоящему плохо и я захотела сбежать, вернуться к прежней жизни, к привычным удобным вещам…
— Знаю! Правда, я хорошо понимаю ваши чувства, — тихо воскликнул Иниго. — Как будто что-то дрожит внизу живота, так ведь? Внутри так холодно и пусто, и потом вы начинаете проклинать себя за минутный порыв…
— Именно! — с жаром ответила мисс Трант. — Неужели и вы чувствовали то же самое?
— Разумеется. Между прочим, сегодня вечером! Я чувствовал то же, что и всегда, когда пытался заняться чем-то новым. Но я сказал себе: не трусь! Если обращать внимание на страх, никогда ничего не сделаешь, верно? То есть для меня это все так же странно, нелепо и удивительно, как для вас, но я больше не сомневаюсь.
— Мне кажется, женщине с этим гораздо трудней. Молодой человек какое-то время может заниматься чем угодно, это не имеет особого…
— Женщина тоже — в пределах разумного. А бродячий театр вполне попадает в эти пределы, не так ли?
— Пожалуй, — ответила мисс Трант. — А даже если это глупо, я не против. Пора уже совершить что-нибудь глупое. Нельзя всю жизнь быть тихой и разумной, это ведь ужасно, правда?
— Еще бы! — согласился Иниго, никогда не живший тихо и разумно. — Я ужасно рад, что вы не сбежали, честное слово.
— Я тоже. Я только отчасти хотела сбежать, и это было бы очень низко и подло с моей стороны, не находите? Все время думаю про то, как бы я себя ненавидела, если бы все-таки сбежала и спряталась в своем доме. — Они теперь поднимались по лестнице. — Я так рада, что вы меня поняли, мистер Джоллифант! — Она перевела дух, встряхнулась немного и рассмеялась. — Мне гораздо, гораздо лучше! Спасибо вам.
— Мне тоже, так что не благодарите. И вообще я весь к вашим услугам. Я тоже ничего не смыслю в театре, да и мозгов у меня маловато — только слова и умею складывать, но тем не менее!
Одолев лестницу, они улыбнулись друг другу — улыбкой двух соплеменников, очутившихся в далекой сказочной стране. Отныне они были друзья.
Иниго распахнул дверь столовой.
— Леди и джентльмены! — проорал он. — Мисс Трант!
Оживление, быстрый вздох, приветственный гомон и аплодисменты; мгновение или два она простояла в дверях, оглядывая своих будущих подопечных — наполовину смущенная, наполовину восхищенная, уже не известная нам мисс Элизабет Трант, которая так долго просидела в Олд-Холле, что молодость ее незаметно ускользнула вместе с красотой, а новая, таинственная мисс Трант, которая нагрянула, точно гром среди ясного неба, и спасла труппу странствующих комедиантов от верного краха. Когда она вошла в комнату, осветилась не только вся столовая, но и ее лицо. Мисс Трант стояла на пороге, чувствуя себя удивительной и достойной восхищения женщиной, о каких занятые доктора-шотландцы неизменно вспоминают с нежностью. Миг этот стоил всех шестисот фунтов, внезапно свалившихся на нее на прошлой неделе.
— Если позволите, мисс Трант, — сказала миссис Джо, иначе мисс Стелла Кавендиш, внушительно выступая вперед, — вы очень эффектно появились. Я сразу вспомнила, — сообщила она присутствующим, — ту грандиозную сцену из «Белгравийской розы».
— Занимайте места, леди и джентльмены, — предложил Иниго.
— Где мы сядем, Джоллифант? — как можно величавей и благородней осведомился мистер Мортон Митчем. — Да, прямо как в старые добрые времена, миссис Брандит.
— Точно! — воскликнула мисс Сюзи Дин. — Старые добрые времена, когда мы все играли ребенка в «Ист Лин»[44], пожалуй. Что ж, я сяду с мистером Окройдом, а то он у нас самый стеснительный. Чо скажешь, малой?
— Мож и стеснительный, да уж отшлепать тебя не побоюсь, ежели бушь себя плохо вести, — восторженно ответил мистер Окройд, сразив всех наповал своим акцентом. — Вот зубоскалка! — сообщил он собравшимся и сел рядом с мисс Дин.
«Роял стандарт» никогда не гремел своими зваными ужинами на всю округу, тем более, как неоднократно подчеркивала миссис Тидби на протяжении вечера, заказ сделали слишком поздно, поэтому нелепо утверждать, будто Иниго устроил для своих новых друзей великолепное и памятное пиршество. Однако ж всем десяти гостям оно показалось именно таким, и на то были особые причины. Мисс Трант блаженствовала и ела все без разбору отнюдь не потому, что не придавала значения еде: она была в восторге от самой себя и окружающих. Иниго понравился как сам ужин (его внутренности еще хранили воспоминания о школьных трапезах в усадьбе Уошбери), так и сумасбродство своей затеи, неизбежно ведущей к новым, еще более немыслимым сумасбродствам. Мистер Окройд с непривычки сконфузился — его душевному покою мешало разнообразие вилок и ножей, — но общество веселой мисс Сюзи и большая кружка пива его взбодрили. Вскоре он уже вовсю глазел по сторонам, ухмылялся и уплетал за обе щеки, точно странник, внезапно обретший аппетит в волшебной стране. Мортону Митчему и остальным артистам оказалось внове трапезничать в столь необычный час — и отчасти, пожалуй, внове трапезничать вообще, не говоря об ужине из четырех блюд. Мисс Сюзи Дин призналась, что последнюю неделю жила исключительно на чае, хлебе с маслом, студне и яблоках и почти забыла, сколько на свете бывает еды. Мисс Лонгстаф тут же велела ей вести себя прилично — сама она так решительно изображала настоящую леди, что оставляла немножко еды на краю тарелки (идеально чистой в остальных местах). Мистер Джернингем ухитрился до конца ужина сохранять на лице выражение легкой скуки, но с едой расправился изящно, как волк. Мистер Джо Брандит, солидарный с мистером Окройдом насчет пива, так часто просил принести еще хлеба, что занял почетное место в воспоминаниях престарелого официанта. И все же дух истинного пиршества этому ужину придали мистер Мортон Митчем и миссис Джо. Их стараниями гостям показалось, что блюд было не четыре, а пятьдесят. Благодаря театральному гастрономическому азарту этих особ томатный суп, филе неизвестной белой рыбы, отварная баранина и ватрушки с черникой и яблоками превратились в лукуллов пир, а гостям мнилось, будто они кивают и улыбаются друг другу над горами запеченных павлинов и соловьиных языков. Все, кто видел, как мистер Митчем подливает миссис Джо вина из единственной бутылки бургундского, невольно вспоминали о старых лихих временах, когда знатные дамы и господа беззаботно прожигали жизнь, не думая о завтрашнем дне, хотя за окном для них уже сколачивали эшафоты. Когда мистер Митчем и миссис Джо поднимали бокалы, вы видели в них по меньшей мере наместника короля или генерал-губернатора и герцогиню Доркинга. Словом, играли они прекрасно.
Даже мистер Джимми Нанн ухитрился по-своему получить удовольствие от ужина. Его радовали не рыба, не суп и не хлеб, которых он есть не стал, а собственное воздержание. Стеная: «О, я даже смотреть на еду не могу — сплошная отрава!», он будто бы отказывался не от баранины и ватрушек, а от целого сонма лакомых блюд, от самой пиши богов. О своем желудке он отзывался как о крайне заносчивом и эксцентричном госте, которого пришлось взять с собой на праздник жизни. С меланхоличной гордостью на лице мистер Нанн крошил тосты и потягивал виски с содовой («Вина и пива мое нутро не потерпит»). Однако он нашел время на деловой разговор с мисс Трант: она кратко и весьма робко сообщила ему о своей относительной бедности и полной неосведомленности в вопросах театра.
— Если у вас есть в запасе две или три сотни фунтов, — сказал мистер Нанн, — то этого более чем довольно. Немного удачи — и вы мгновенно вернете вложенное, а уж потом деньги сами поплывут вам в руки, только успевайте считать. Позволю себе заметить, мисс Трант, будь у меня хоть половина этой суммы, я бы сам с радостью стал их антрепренером. Раз я держусь за этих ребят, стало быть, я в них верю. Я бы мог хоть завтра получить другой такой же ангажемент, если не лучше, потому что я опытный и известный артист. Иной разя зарабатывал вдвое больше, чем в «Штучках-дрючках», и для меня это не предел. Ну-ка, что это вы едите? Черничный пирог? Эх, везет же! Я уже забыл его вкус… — Он глубоко вздохнул.
