мелкие черты застывшего лица оставались совершенно неподвижны.
Предоставив всем собравшимся перекрикивать друг друга, миссис Дэрсингем ускользнула из комнаты, так как было совершенно необходимо как можно скорее пригласить гостей к столу. Три минуты спустя она вернулась, стараясь — и не безуспешно — сохранять беззаботный вид. А через несколько минут Агнес просунула голову в дверь, забыв одну из самых строгих директив хозяйки, и объявила без всякого энтузиазма:
— Пожалуйте, обед подан.
Миссис Дэрсингем с геройским мужеством улыбалась гостям, а гости, за исключением мистера Голспи, поглядывали то друг на друга, то на дверь с таким выражением, словно они впервые слышат об этом обеде и слегка удивлены и заинтересованы. Мистер Голспи, напротив, имел вид человека, который ждет не дождется обеда, он даже сделал шаг к двери в столовую. Затем началось всеобщее движение вперед, а затем отступление назад, улыбки, поклоны — все, что в таких случаях принято в тех несчастных кругах общества, где уже отказались от церемонности, но еще не дошли до настоящей простоты. Гости улыбались и топтались у двери.
— Ну что же, миссис Пирсон, — воскликнул мистер Голспи еще громче и развязнее, чем всегда, — пойдемте!
Нетерпеливый гость без дальнейших церемоний взял под руку миссис Пирсон, и не успела она опомниться, как оказалась уже за порогом, во главе шествия. Гости вошли в маленькую столовую, где на столе, под люстрой с четырьмя электрическими лампочками, уже дымился суп.
— Теперь посмотрим, как нам лучше разместиться, — начала миссис Дэрсингем привычной фразой. Гости в эту минуту были для нее не люди, а посланные ей в наказание шесть огромных тел, которыми она, несчастная, должна была как-то распорядиться. — Посмотрим. Не хотите ли сесть сюда, миссис Трейп? А вы, миссис Пирсон, вот сюда. — Размещая всех, она успела заметить, что суп ужасно жирный.
3
Суп был нехорош, и мисс Верэвер, съев очень немного, вглядывалась в тарелку с каким-то странным вниманием всякий раз, как миссис Дэрсингем смотрела на нее. Так как за столом было восемь человек, то хозяйка дома не сидела в конце стола, напротив мужа. На это место усадили мистера Голспи, который держал себя весьма непринужденно и упрятывал под свои большие усы неприличные для джентльмена порции хлеба. По правую его руку сидели миссис Дэрсингем, майор Трейп и миссис Пирсон, а по другую сторону — мисс Верэвер, мистер Пирсон и миссис Трейп.
— Ну, как вы нынче летом отдыхали в Норфольке? — спросила мисс Верэвер у миссис Дэрсингем. — Вы мне ничего еще об этом не рассказывали, и я умираю от любопытства.
Усмешка, которой сопровождалось это заявление, говорила, что мисс Верэвер находит эту тему идиотской и скучной, что отвечать на ее вопрос будет со стороны хозяйки невыносимо глупо, а если она не ответит — возмутительно невежливо.
— Недурно, — изо всех сил прокричала в ответ через стол миссис Дэрсингем. — Пожалуй, в общем даже очень хорошо. Только там довольно холодно.
— Вот как? Холодно? — Можно было поклясться, что гостья хочет сказать: «Холодная погода специально придумана для вас, и поделом!»
На другом конце стола майор Трейп с хозяином дома беседовали о футболе, а сидевшая напротив миссис Пирсон все время кивала головой, улыбалась и потряхивала локонами, делая вид, что и она участвует в разговоре.
— Голспи, вы когда-нибудь ездили смотреть регби? — спросил через стол мистер Дэрсингем.
— Регби? Нет, я уже много лет не был ни на одном матче, — отвечал мистер Голспи. — Я предпочитаю сокеров.[2]
Майор Трейп поднял брови:
— Как, неужели этих профессионалов? Ни за что не поверю.
— А почему же нет?
— Полноте! Не можете же вы… Я хочу сказать, что это грязное дело — играть за деньги и все такое… это недостойно спортсмена.
— Я с вами совершенно согласен, Трейп, — подхватил мистер Дэрсингем. — Это совершенно неприлично для спортсмена, таково мое мнение.
— Ну конечно! — продолжал майор Трейп. — Надо быть любителем, играть из любви к игре. Играйте для собственного удовольствия, а не ради денег, как делают эти субъекты. Нельзя быть спортсменом и играть за деньги. Это мерзость, правда, Дэрсингем?
— Совершенно с вами согласен.
Миссис Трейп издала звук, который должен был означать, что и она совершенно с этим согласна.
— А я несогласен, — возразил мистер Голспи упрямо. Ему было решительно наплевать, играют ли футболисты за деньги или нет, но в тоне Трейпа слышалось что-то вызывающее, а мистер Голспи был не такой человек, чтобы оставить вызов без внимания. — Если какой-нибудь бедняк умеет хорошо играть, почему бы ему этим не кормиться? Кто станет против этого возражать? Человек имеет право зарабатывать себе кусок хлеба игрой в крикет или футбол точно так же, как мытьем окон или продажей требухи.
— Требухи! Какой ужас! Как вы можете, мистер Голспи!.. — воскликнула миссис Пирсон, с девическим жеманством потряхивая локонами.
— Моя жена терпеть не может требуху, — пояснил мистер Пирсон. — Хи-хи-хи!
— Вы не правы, мистер Голспи, — объявил майор Трейп чопорнее прежнего. — То, о чем вы говорите, — работа, это совсем другое дело. Депортом следует заниматься только ради него самого. Так поступает истинный англичанин. Он любит спорт бескорыстно. Ему не жаль, если выигрывают другие. Спорт и профессия — вещи совершенно разные.
— Только не для тех, для кого спорт — профессия, — парировал мистер Голспи с тайным раздражением. — Не могут все быть богатыми любителями. Пускай себе игроки-профессионалы получают свои шесть-семь фунтов в неделю. Они их честно зарабатывают. Ведь вот есть же люди, которые получают деньги за то, что каждое воскресенье убеждают вас быть хорошими (конечно, если вы ходите их слушать. Я не хожу). Так почему нельзя другим получать деньги зато, что они играют в мяч каждую субботу? Хоть убейте, не понимаю. Вся эта болтовня о «грязном» заработке — просто-напросто снобизм. В Англии снобизм очень силен. Он выпирает на каждом шагу.
— О чем вы тут спорите? — вмешалась вдруг мисс Верэвер. И вероятно, чувствуя, что мистера Голспи следует «осадить», она сделала самую многозначительную мину, пустила в ход самый неприятный тон, завершив все усмешкой, испытанной в боях.
Но мистер Голспи встретил ее взгляд с полным спокойствием и даже ответил не сразу, а сперва отправил в рот кусок рыбы — и, надо сказать, кусок более чем изрядный.
— Мы толкуем о футболе и крикете. Вряд ли это вам будет интересно. Меня самого это не слишком интересует. Я люблю бильярд. Ради него одного стоит ездить в Англию, — здесь приятно играть в бильярд. Понимаете, столы для него делают удобные.
— Я тоже когда-то очень увлекался бильярдом, — сказал мистер Пирсон и так энергично закивал головой, что его толстые щеки тряслись, как студень. — Особенно когда я жил в Сингапуре. В тамошнем клубе были замечательные игроки, замечательные! Они брали подряд сорок и пятьдесят. А я этим похвастать не могу. Хи-хи-хи!
— Мы на днях смотрели Сюзи Дин и Джерри Джернингема, — сказал майор Трейп, обращаясь к миссис Дэрсингем. — Отличный фильм. Очень остроумный, очень остроумный. А вы видели за последнее время какие-нибудь новые фильмы, миссис Дэрсингем?
— Да, это верно, — сообщила миссис Пирсон хозяйке и всем, кто желал ее слушать. — Когда мы жили в Сингапуре, муж постоянно ходил в клуб играть на бильярде. А теперь он почти никогда не играет. За весь год, кажется, ни одной партии не сыграл. Правда, Уолтер? Я говорю, что ты в этом году ни разу не играл на
