вы должны прийти?
— Знает, — ответил Тарджис, проходя за женщиной в переднюю. — Я послан к ней по делу, очень важному. Надеюсь, она дома?
— Да, да, она дома, я слышала, как моя хозяйка говорила, что пойдет ее навестить. Поднимитесь наверх и увидите маленькую дверь — может, она не заперта, а может, и заперта, — постучите, и она вам откроет. Их прислуга сегодня отпущена, я ее встретила давеча во дворе, разодетую в пух и прах, и она сказала, что идет к своему матросу. Вот сюда ступайте, по этой лестнице, да смотрите — сильнее стучите в дверь!
На верхней площадке действительно оказалась дверь, и она была слегка приоткрыта, так что Тарджис ясно услышал звуки граммофона. Он громко постучал. Музыка резко оборвалась.
На стук вышла сама мисс Лина. На ней было какое-то переливчатое зеленовато-голубое платье, и она показалась ему еще красивее, чем в первый раз. При виде ее сердце Тарджиса подпрыгнуло и в горле сразу пересохло.
— Я пришел от «Твигга и Дэрсингема», мисс Голспи, — пояснил он, слегка заикаясь.
Ее лицо сразу просветлело.
— Ага, вы принесли мне деньги? — сказала она тем удивительным, чарующим голосом, который он так хорошо помнил. — Сколько? Но войдите же. Сюда, пожалуйста.
Комната, куда она ввела его, поразила Тарджиса. Она была очень велика, но загромождена вещами. Разве только на экране кино можно было увидеть такое множество подушек. Тут были десятки больших пестрых подушек, наваленных на широкой и низкой тахте, разбросанных по креслам и даже на полу. На столиках в беспорядке лежали граммофонные пластинки, книги, журналы, теснились бутылки, жестянки с печеньем, нарядные коробки. Здесь было столько стаканов, фруктов, папирос, пепельниц, словно хозяева готовились к большому съезду гостей. И все это — в одной роскошной, ошеломительной комнате! Она освещалась двумя большими лампами под малиновым и желтым абажурами, в ней было очень уютно и тепло, несмотря на холодный день, даже чересчур тепло для разгоряченного молодого человека, который мчался сюда пешком всю дорогу от станции автобуса.
— Здесь двенадцать фунтов, — сказал он, — и у меня с собой расписка, которую вам нужно подписать.
— Хорошо. Этого мне пока хватит. Обожаю тратить деньги! А вы? Ужасно неприятно, когда вдруг остаешься без денег и не можешь ни пойти куда-нибудь, ни купить что-нибудь… Ага, теперь я вас узнала: это с вами я разговаривала в тот день, когда приходила в контору, да? А вы меня помните?
Тарджис с жаром уверил ее, что помнит очень хорошо. Он все еще стоял в неуклюжей позе, со шляпой в руке и в незастегнутом пальто. Ему было жарко и неудобно.
— Вы так уверенно это говорите, — бросила она небрежно. — Почему же вы меня так хорошо запомнили?
— Вы не рассердитесь, если я скажу, мисс Голспи? — спросил он смиренно.
Она широко раскрыла глаза:
— Нет. Почему же?
— Видите ли, — продолжал Тарджис, немного задыхаясь, — я вас помню потому, что вы самая красивая девушка, какую я встречал в своей жизни.
— В самом деле? Вы не шутите? — Лина звонко рассмеялась. — Какой чудесный комплимент! Так вот почему вы вызвались отвезти мне деньги?
— Да, — сказал он серьезно.
— Нет, не верю. Просто вас послали ко мне. Вы, наверное, вздумали подшутить надо мной.
— Нет, мисс Голспи, я не шучу. Как только я узнал, что кому-нибудь придется ехать к вам, — продолжал он с неожиданной смелостью, — я нарочно попросил, чтобы послали меня для того только, чтобы вас опять увидеть. — Он хотел сделать картинный жест рукой, которую до сих пор держал в кармане пальто, но при этом задел один из столиков и смахнул на пол ящике папиросами. Все папиросы разлетелись по ковру.
— Посмотрите, что вы наделали! — воскликнула мисс Голспи с веселым смехом.
— Ах, виноват, простите! — пролепетал Тарджис, весь вспотев от стыда и смущения. — Я сейчас все соберу.
— Нет, погодите минутку. Снимите пальто и положите куда-нибудь шляпу, тогда вам будет гораздо удобнее. Вот так. Бросьте их куда-нибудь. Теперь можете подобрать папиросы и кстати дайте мне одну, да и себе тоже возьмите.
Он трясущимися руками зажег для нее спичку, собрал с пола остальные, потом закурил и сам.
— Ну, так как же насчет денег? — продолжала она. — Что я должна сделать, чтобы их получить?
— Только подписаться вот здесь, — объяснил Тарджис. — Но сначала пересчитайте деньги, проверьте.
Когда деловая часть была окончена, Лина вдруг сказала:
— А вы уже пили чай?
— Нет, не пил, — без запинки ответил Тарджис.
— И я тоже нет. Мне лень было возиться, а девушка наша сегодня отпущена. Давайте пить вместе, хорошо? Почти все приготовлено на подносе, но я поленилась вскипятить воду и заварить чай. Вы мне поможете это сделать, а потом будем пить чай.
Он пошел за нею в тесную, маленькую кухню, налил воды в чайник и стал ждать, пока она закипит, а Лина в это время болтала, окружая себя облаками табачного дыма, и лениво доставала откуда-то еще одну чашку с блюдцем и разную еду. Потом, когда все было готово, Тарджис отнес поднос в большую комнату и поставил его на низенький столик перед камином. Лина, как красивое и ленивое животное, растянулась на куче подушек, а он сел по другую сторону стола, в низкое мягкое кресло. Чудесное чаепитие! И чай был хорош, и к нему были маленькие сандвичи, самое разнообразное печенье и пирожные, шоколадные, с кремом, наваленные на блюде грудой, кое-как, как все в этой сумбурной и роскошной комнате. А самое главное — здесь была Лина, Лина во плоти и крови, так близко к нему, так волшебно освещенная светом пламени в камине и затененных ламп. Она засыпала его вопросами. Прежде всего осведомилась, как его зовут.
— Тарджис, — сказал он застенчиво.
— А имя?
— Хэролд, — пробормотал он. Уж много лет никто не спрашивал об имени, полученном им при крещении, — разве только в тех случаях, когда приходилось заполнять анкету. И сейчас он произнес это имя в сильном смущении, но, выговорив его вслух, почувствовал облегчение.
— Мне не очень нравится имя Хэролд. А вам? Меня зовут Лина.
— Да, я знаю.
— Вы, кажется, обо мне все знаете! — воскликнула она со смехом. — Вы, пожалуй, сейчас скажете, сколько мне лет, и где я родилась, и все остальное. Вы кто, сыщик?
Это был отличный предлог для веселой, занимательной беседы. Он немедленно рассказал Лине о Стэнли, который мечтает сделаться сыщиком и «выслеживает» людей. Потом Лина (которой, видимо, очень понравился рассказ о Стэнли) стала расспрашивать его о других служащих конторы.
— Вы не любите вашу контору, правда? — сказала она, пренебрежительно сморщив носик. — Я бы умерла, если бы мне пришлось работать каждый день в таком месте. Там так темно и противно. И эту улицу еще называют улицей Ангела! Что за название! Я чуть со смеху не умерла, когда папа мне сказал. Если мне когда-нибудь придется работать ради куска хлеба, я уж лучше поступлю в магазин, чем в такую контору. Не плохо бы стать манекенщицей. Или пойти на сцену. Да, это, пожалуй, самое лучшее. На сцену мне очень хотелось бы. Я чуть не стала актрисой, когда жила в Париже. Меня там один человек приглашал сниматься в фильме, обещал дать хорошую роль. Как вы думаете, из меня вышла бы хорошая киноактриса?
— Ну еще бы! — сказал Тарджис серьезно, глядя на нее с молитвенным обожанием. — Вы были бы чудо как хороши на экране, — вот как Лулу Кастелляр или другие звезды. Нет, лучше их! Я поехал бы на край света, чтобы увидеть вас.
Если бы он обдумывал эту речь много дней, она не могла бы быть удачнее рассчитана на то, чтобы понравиться Лине, до такой степени она гармонировала с ее заветными желаниями и тайными мыслями. И
