«И плевать на все», — было следующей мыслью.
«Вот только бы выпить еще рому, что ли!» — пришло в голову напоследок.
Потом он откинулся назад, ложась спиной на колючую траву клумбы, поставил на грудь пакет, достал из него сосиску, откусил…
«Жизнь продолжается!»
Что-то там, позади и выше его головы привлекло его внимание. Что-то изменилось. Он не сразу понял, что именно…
Ах да, часы!
Они показывали 23:59.
Птичка Сирин
Однажды толстая тетя Зина выпала из окна, с восьмого этажа. Неизвестно, как это случилось, но дядя Степан тут точно ни при чем.
Толстая тетя Зина безвольно долетела до третьего этажа, пообрывав кучу бельевых веревок и потеряв тапочек. Но потом в ней проснулись воля и разум, и она решила, что падать дальше просто не имеет смысла, ибо закончится падение разбитием головы об асфальт.
- Хочу стать воздушным шариком! — громко подумала толстая тетя Зина. — Или… Или нет… Птичкой!
И она тут же стала воздушным шариком, на долю секунды, а потом — птичкой Сирин.
Она еле успела совладать с рулем высоты, уже перед самой землей, и резко взмыла вверх, при этом нагадив на шляпу проходящему в это время по тротуару пенсионеру Шлакову. У толстой тети Зины-Сирин было как минимум три причины для этого. Во-первых, все птицы гадят. Во-вторых, толстая тетя Зина всегда боялась высоты. В-третьих, пенсионер Шлаков еще три месяца назад занял у нее двести рублей до пенсии, но так пока и не вернул.
Долетев до восьмого этажа, тетя Сирин нашла свое окно, уселась на перила балкона и запела.
Раньше, когда толстая тетя Зина пела, дядя Степан сходил с ума и говорил, что последний раз он испытывал подобные чувства под немецкой бомбежкой, слыша вой юнкерсов. На самом деле неизвестно, бывал ли когда-нибудь дядя Степан под бомбежкой и знакОм ли ему вой юнкерсов.
Теперь же, когда тетя Сирин запела, дядя Степан моментально превратился в зомби. Он, сам не свой, вышел на балкон, сел на порожек и заплакал.
- Ну что, сволочь, — сказала ему тетя Сирин, — дождался? Радуешься?
- Скажи, куда фунфырик заныкала, Зинушка? — вопросил дядя Степан, приходя в себя, едва прервалось тетино пенье.
- Шиш тебе, заяц рогатый, — ответила тетя Сирин.
- Скажи, рыбонька! — взмолился дядя. — Ведь ты ж все равно не сегодня-завтра на юг улетишь, — осень на дворе.
- Вот тебе! — воскликнула тетя и попробовала показать дяде Степану хороший кукиш. Но хорошего кукиша у нее не получилось, потому что рук-то у нее теперь не было — крылья были.
А соседский мальчишка, Ванька, высунулся из окна и пульнул в тетю Сирин из рогатки. Он вообще был хулиган, этот Ванька, и всегда стрелял из рогатки в голубей. И хотя тетя Сирин голубем не являлась, но Ванька тоже не являлся орнитологом; ему что голубь, что тетя Сирин — все было едино.
- Ах ты гадский гад! — крикнула хулигану тетя Сирин, падая с перил балкона.
Она суматошно замахала крыльями, пытаясь выровнять кривую полета и устранить тангаж, но за отсутствием навыка у нее это слабо получалось. В итоге она завязла крыльями в бельевых веревках шестого этажа, застыв в глупой распластанной позе японского летчика-неудачника, запутавшегося в стропах парашюта.
Для пенсионера Шлакова это был просто подарок. Он немедленно выбежал на балкон с берданкой и стал целиться в тетю Сирин.
- Гадят и гадят, — шептали при этом его посиневшие от возбуждения губы. — Гадят и гадят…
Он совсем уж было собрался нажать на спуск, но в последний момент подумал, что тетя Сирин может быть редким и исчезающим видом, занесенным в Красную книгу, а потому стрелять не стал, а вместо этого вызвал работников зоопарка.
Работники зоопарка приехали очень быстро. Они освободили тетю из пут бельевых веревок и посадили ее в клетку. Пенсионера Шлакова они поблагодарили за бдительность и обещали наградить его премией в размере двух минимальных размеров оплаты труда. Потом они накрыли клетку с тетей Сирин черной светонепроницаемой тряпочкой и уехали.
С тех пор тетя Сирин живет в зоопарке. Она целыми днями сидит в клетке, на жердочке, гадит и поет пролетарские песни.
По воскресеньям к ней приходит дядя Степан. Он мучает ее одним и тем же вопросом по поводу затаенного фунфырика, а еще просит денег в долг. Но тетя Сирин про фунфырик молчит как партизан и денег в долг не дает.
Еще к ее клетке учительница биологии Тамара Петровна приводит на экскурсию школьников. Когда тетя Сирин видит в гомонящей толпе пятиклассников Ваньку, она начинает взволнованно бить крыльями и метаться по клетке, чем неизменно приводит в восторг весь детский коллектив.
Пенсионеру Шлакову премию так и не выдали. В отместку он попытался однажды проникнуть на территорию зоопарка под покровом ночи, с берданкой, чтобы отомстить всем сразу, но был пойман сторожем Николаевым и сдан в милицию. Там он и умер от инфаркта миокарда, потому что губы никогда не синеют просто так, от волнения, нет, это всегда верный признак болезни сердца.
Хитрый стул
Он опять, опять обманул меня! Он хитер, да, он дьявольски хитер! Когда я так неожиданно оглянулся, он скромно стоял позади меня — старый венский стул красного дерева, сработанный мастером Берле Якобсоном из Эгрё в 1877 году. Он просто насмехается надо мной!
День за днем длится наша упорная борьба. И каждый раз я остаюсь в дураках. Он, этот хитрец, этот демон, всегда успевает принять вид самого обычного, скромного, без претензий, стула. Вот и сейчас… Я испробовал новую тактику. Придя к завтраку, я выдвинул стул из-под стола, поставил его позади себя, чуть левее, и затеял ссору с Эвелин (это моя жена). Я начал выговаривать ей за то, что она положила в суп клецки. Я попытался напрочь забыть о стуле, я сосредоточился, я полностью сконцентрировался на произносимых мною резких фразах в адрес жены, я весь ушел в ссору, но внутренне, где-то в глубинах моего сверхчувствительного мозга, я был остро напряжен — я ждал. И вот, в тот момент, когда, как мне казалось, демон потерял бдительность, я вдруг резко обернулся…
Он скромно стоял позади меня — старый венский стул красного дерева. Он упорно не хотел поддаваться на мои уловки и открыть мне свою сущность. Раскрасневшаяся жена порывисто встала из-за стола и выбежала из столовой, бросив: «Ты просто несносен!» Маргрета, моя пятилетняя дочка, смотрела на меня, приоткрыв рот и приплюснув нос ложкой. Я чертыхнулся, сердито пихнул моего врага и ушел в свой кабинет — есть мне уже не хотелось.
Мы с Эвелин купили этот стул на аукционе, года два назад, за сорок пять тысяч. Сначала все было хорошо — этот хитрец медленно и аккуратно вживался в мою семью, входил в доверие. И он умудрился на
