закашлял, закхекал и захрюкал.
- Смышленая девчонка, — похвалил он.
- Соня… Сонечка… — Иван не знал, как ему начать.
- Ну? — отозвалась она.
- Ты вот что… Ты ведь одна живешь, я слышал…
- Одна, — кивнула девочка.
- Трудно тебе…
Она пожала плечами.
- Вы стихи обещали рассказать…
- Да-да, спохватился он. — Конечно… Не знаю, что бы тебе прочитать… Ну… Ну разве что вот это, как раз к случаю… Называется «Дождик»…
- Дождик, — повторила она.
Он помолчал с минуту, вспоминая давно заброшенные, почти уже забытые рифмы. Потом прочитал:
Дождь над городом пролился,
Дождь по крышам пробежал,
В переулке порезвился,
Мне в окошко постучал.
Посмеялся над прохожим,
Под крыльцо загнал кота.
Стал на сорванца похожим,
Напевая «тра-та-та».
А потом, насупив брови,
Отчего-то загрустил
И всплакнул на полуслове — Как малыш — смешон и мил.
Солнце, выглянув из тучки,
Стало дождик утешать;
Тихо взяв его на ручки,
Стало слезки вытирать.
Вот вздохнув, смешно надувшись,
Дождь похныкал… Перестал…
И, по-детски улыбнувшись,
Вдаль по лужам убежал…
- Вот, — закончил он.
Соня задумчиво улыбалась.
- Хороший дождик, — произнесла она. — Веселый. И добрый. Не то что наш, — кивнула она на небо. — А кто эти стихи придумал?
- Их я сочинил, Сонюшка. Давно.
- Правда?! — восхитилась она. — Здорово! Хорошие стихи у вас получаются!
- Ну не то чтобы… — почему-то смутился он.
Дед между тем раскурил вонючую сигарету, закашлялся глубоко, сипло, с бульканием и присвистом.
- Бросать тебе надо, дед, это дело, — сказал ему Иван.
- Это какое, милок? — не понял тот.
- Курить тебе надо бросать — помрешь ведь.
- Помру, — кивнул старик. — А что ж…
- Сонечка, а… а ты хотела бы в городе жить? — спросил Иван осторожно.
- Нет, — ответила она почти не задумываясь.
- Почему?
- Не знаю, — пожала она плечами. — Я в деревне привыкла.
- Да конечно! — вставил дед. — Знамо дело, кто ж свой дом на город променяет. Тяжко в городе — дышать нечем. Люди как чужие все али обиженные друг на друга ходят. СлОва никому не скажи — облают.
- Так ведь трудно одной, — настаивал Иван.
- А я не одна, — ответила девочка просто. — Баба Аня мне помогает.
- Кто это — баба Аня?
- Соседка. Постирать или печь истопить она всегда поможет.
- Ну соседка — это… Это же посторонний человек… Печь истопить… В городе вот ее и топить не надо… А хочешь, мы… с тобой…
- Ну что, граждане попрошайки, — произнес чей-то голос за его спиной, — как успехи?
Менты…
И как же они их проворонили. Ведь как из-под земли выросли прям. Участковый, местный видать, и с ним два шкета совсем в затасканной форме не поразмеру. Солдатики, наверное, из милицейского батальона, с Прохоровской. Ну ладно, они с Соней заболтались, но дед-то куда смотрел!.. Эх, хрыч старый, слепой, наверное, совсем. Ну теперь жди беды… Если бы местные менты или один участковый, так они бы возиться не стали. А эти, солдатики, они молодые да злые, им план сделать надо, чтоб вечером в казарме не ответить перед стариками-то. Пиши пропало…
- Соня, — повернулся капитан к девочке. — Ты бы шла отсюда, а.
- Не лезь к девочке, кэп, — набычился Иван. — Она-то тебе что?
Удар справа, со стороны одного из щеглов, неожиданным был, только поэтому Иван и сложился пополам, теряя дыхание. А так слабенький был ударчик. Что этот задохлик восемнадцатилетний, метр с кепкой, сделать мог. У него и кулачонко-то с воробья размером. Неожиданностью взял.
- Ну ты это, как тебя, — захрипел на солдатика участковый.
- Сержант Сенцов, — пробубнил солдафон.
- Ты это, сержант Сенцов, — наставительно выговорил капитан, откашлявшись, — ты давай-ка, чтоб никаких телодвижений без команды. Всосал?
- Так точно, — нахохлился шкет.
- Лады. Этого и старика берите, ведите в опорник, — распорядился участковый. — Только без эксцессов.
- Может не надо, капитан? — отдышавшись уже, взмолился Иван. — Прошу тебя, как человека, не надо. Мы уйдем, сгинем, а?
Рядом пыхтел и кашлял старик, дышал хрипло, астматично.
Заморыш потащил Ивана за рукав. Иван прям всем затылком, кожей и волосами ощущал, какая злость исходит от этого гаденыша. Если бы не участковый, утащили бы и запинали.
Участковый Ивану ничего не ответил. Обернулся только, посмотрел секунд несколько, словно задумавшись, потом махнул рукой, буркнул «Ведите» и отошел к Соне.
Вот плохо было то, что Иван не на своей территории. Участкового этого, капитана, он видел пару раз, но знакОм с ним не был, ни разу не сталкивался. Плохо было то, что менты патрульные тоже не местные, не городские. С теми-то можно договориться — побалагуришь, анекдот похабный стравишь, сыграешь им «Мурку» или «Владимирский централ» по дороге — они и отмякнут. Не злобливые они и за бомжами- попрашайками не гоняются, если только уж совсем не припрет их план. А эти воины — они вцепляются как бультерьер в добычу, без разбора, и уже не отпускают. Ни анекдоты не помогут, ни «У солдата выходной», ни балагурство. Глаза у них стеклянные, бездушные и бездумные — то ли после дозы, то ли от недоедания и
