лапы и рявкнул в самое ухо.
— Фу, Шериф! Фу! Свои! — бросился я на помощь.
Бедолага оказался сердечником, мне пришлось вытаскивать его, обомлевшего, из салона, бежать в «Пежо» за нитроглицерином, а потом минут пять извиняться, успокаивать его, ругать Шерифа. Скандал удалось предотвратить с помощью полтинника — деньги на него, как оказалось, действовали эффективнее нитроглицерина.
Мы оформили документы. Он сел в «фисташку», объехал вокруг дома, убедился, что машина в порядке, и поставил свою подпись в графе «принял».
Модель «Пежо» оказалась мне хорошо знакомой, так что инструктаж отпадал. Удобный салон на пять пассажиров, двести двадцать «лошадок», пять литров на сто километров расход, две трети в баке — я прокатился, убедился в исправности всех систем и подписался в графе «принял». Отстегнув мужику все, что полагалось по тарифу, и сотню сверху, забрал из «фисташки» сумку, «магнум» из-под сиденья и простился с нею, погладив на прощание по теплому капоту.
Водитель уехал. Я разложил все по местам, прогулял Шерифа по двору, впустил его в новую передвижную будку…
3
…и он проворно вскочил в нее, быть может, узнав знакомую по парижским путешествиям конструкцию.
Машина была синей, во всяком случае, по техпаспорту, агент «Ависа» не ошибся. Я машинально прозвал ее «сапфирой» — по аналогии с одноцветным камнем.
Мы въехали на площадь Павелецкого вокзала, покружили в поисках свободного места. Оно нашлось на охраняемой стоянке, прямо напротив парадного входа; это было и хорошо, и плохо, но я успокоил себя тем, что эту машину никто не знает, и, оставив напарника сторожить, пошел к таксофону.
Чекисты не дремали. На двери приемной УФСБ недаром написано: «Прием граждан круглосуточно». Я там не был, но рассказывали, что двери в кабинеты снабжены табличками: «Стучать здесь».
— Дежурный по Управлению Федеральной службы! — отозвался бодрый голос.
— Сообщение для полковника Кошица, — сказал я. — Интересующие его вещи находятся в автоматической камере хранения на Павелецком. Ячейка 1137. Код К962.
— Повторите!
Я повторил.
— Кто говорит?
— Говорит Москва. Московское время двадцать два часа восемнадцать минут.
Я повесил трубку и направился к лотку с пирожками.
— Пирожки свежие? — поинтересовался у продавщицы с подбитым глазом.
— Очень свежие, съешьте, не пожалеете!
— Если съем, то уже не пожалею, — ответил я, отсчитав деньги.
— Свежо питание, но серется с трудом, — на ходу бросил неопрятный тип с лицом геморроидального цвета. — Купи пирожок, дядя. Третьи сутки ничего не ем, потому как не на что. Сам я не местный, а из города Урюпинска. Может быть, слышали о таком?
— А-а, это где ураган пронесся? — подхватил я слова знакомой песни.
— Точно.
— А над твоим двором проходила высоковольтная линия. Ураган вырвал бетонные опоры с корнями, замкнуло провода, от случайной искры загорелся сарай, пламя перекинулось на крышу дома…
— Двухэтажного дома с верандой, — уточнил он, подняв указательный палец.
— И винным погребом. В результате сгорело все. Ты успел выгнать из гаража «Мерседес» и повез детей в ожоговый центр…
— Троих детей.
— Ну да, конечно. Жена умерла по дороге. «Мерседес» пришлось продать, чтобы заплатить за операцию.
— Точно! — удовлетворенно кивнул он. — Купи пирожок, земляк!
Я взял с лотка теплый пирожок с мясом, купленный для Шерифа, отошел в сторонку. Бомж, сглатывая слюну, поплелся за мной.
— Пирожок заработать надо, — сказал я, подключив все свое обоняние для определения запаха обещанного ценником мяса.
Бомж вытянулся по стойке «смирно».
— Кого завалить? — изъявил готовность, зыркнув по сторонам.
— Заваливать никого не нужно. Но если ты понаблюдаешь в течение часа за седьмой секцией в камере хранения и покажешь мне человека, который заберет багаж из ячейки 1137, то получишь десять баксов и купишь себе весь лоток с продавщицей вместе.
Он почесал за ухом.
— Что-то ваш юмор от меня ускользает, дядя, — засомневался. — Что ж там за чемодан такой, из-за которого вы человека жизни собрались лишить?
Я сунул ему удостоверение частного детектива:
— Жизнь ему гарантирую, а свобода не очень. В чемодане важные улики. Возможно, голова пресс- атташе посольства Кот-д'Ивуара Мумбы-Юмбы.
Он все никак не мог решиться на сотрудничество, пришлось понюхать пирожок еще раз и смачно облизнуться.
Нервы, расшатанные алкоголем, сдали.
— Твоя взяла, — махнул рукой бомж. — Десять баксов и пирожок в качестве аванса.
— Не пойдет. Ты съешь пирожок и завалишься спать. Иди работай! Я буду находиться вон в той машине, — показал я на «сапфиру». — Выйдешь за ним следом и закуришь.
— Че закурю-то? — воспользовался он случаем.
Я подошел к киоску, купил ему пачку «Примы» и разовую зажигалку. Хотел предложить сверить часы, но вовремя одумался: мои часы он мог сверить разве что с вокзальными. Проводив его взглядом до входа, я вернулся в машину.
Шериф проглотил пирожок, не разбираясь, есть там мясо или нет, и снова уснул. Его сопение нагоняло сон и на меня.
Я позвонил в Париж. Если бы еще пять лет назад мне кто-нибудь сказал, что я буду сидеть за рулем «Пежо» и названивать в Париж, я бы не поверил. Растем!
Валерии не оказалось дома. А мне так хотелось извиниться перед ней за то, что я наговорил лишнего. Мысли, высказанные вслух, чаще всего оказываются лишними. Вместе с экономическим ростом развивается тенденция говорить больше, чем слушать, но что делать, если слушать становится некого?
Машины приезжали и уезжали, я тщетно пытался определить, какая из них принадлежит ведомству на Лубянке. Прошло полчаса, а бомж все не появлялся. Я курил, считал до ста, открывал и закрывал окошко, слушал приемник, изучал бортовой компьютер французской фирмы «Симка», заучивал наизусть номер «сапфиры», отгонял сон и нехорошие мысли. Люди все входили и выходили из вокзала, прибывали вечерние поезда, пассажиров и встречающих становилось больше, и я уже стал побаиваться, что замели бомжа, как вдруг, в двадцать три ноль пять, он вышел из центральной двери, закурил, а потом нашел глазами «сапфиру» и ткнул пальцем в спину уходящему человеку с большой спортивной сумкой через плечо, в котором я сразу узнал Гонтаря.
Я включил двигатель, стараясь не выпустить его из вида, стал потихоньку выезжать со стоянки.
— Их двое, — предупредил меня бомж, зажав в кулаке десятидолларовую купюру. — Один разговаривал с ментом у входа, другой забирал барахло. Плоский чемоданчик и целлофановый пакет. Положил в спортивную сумку. Головы посла там нет — это точно.
— Ладно, земляк, разберемся.
