— Скажите, у кого-нибудь из вас есть домашние телефоны?
Все молча переглянулись.
— Там на углу есть, — показала в сторону Мартеновской девочка.
— Нет, а дома, дома ни у кого нет? — Нет…
— Ясно, спасибо!
Ну конечно, в отселенческом доме, где людям давали разве что крышу над головой для временного проживания, и не могло быть телефонов. Он был только в квартире Изгорского, поэтому вторая версия отпадала: дверь взломали не для того, чтобы установить устройство: оно было установлено в трубке с самого начала! Значит, они все-таки что-то искали, но не нашли. И искали что-то очень важное, а именно — портфель с бумагами, за которыми Изгорский послал его к Шейкиной. В портфеле были не деньги, конечно. Такое количество денег, чтобы окупить слежку, квартиру с телефоном, прослушивание, в портфель не влезет. Да и забирают деньги, поставив на живот горячий утюг… Нет, это не рэкет… Бумаги, ничего не представляющие для наемного сыщика, но очень важные для тех, кто послал за ними… Кто?.. Изгорский не случайно не обращался ни в милицию, ни в ФСК.
Был замешан в каком-нибудь дельце, которое заставляло быть вдалеке от госорганов? Шпионаж?.. Работал в какой-нибудь хитроумной конторе, утащил оттуда чертежи, грозился продать их за бугор, косил под дурака, изыскивая момент дернуть на дикий Запад, знал, что за ним следят, его прослушивают… Но дверь-то заказал по своему телефону, тут опасности не увидел и явно просчитался: они перехватили звонок и тут же дали фирме отбой. Вместо фирмачей прислали своих людей. Таким образом, у них оставались ключи и они получили возможность навещать квартиру Изгорского в его отсутствие… Но ведь они перерыли все в его доме, знали, что там ничего нет… Хотели войти и убить его?.. Но сделать это могли, лишь заполучив то, что искали. Значит, нашли?.. Нашли у Шейкиной. Почему не обыскали ее квартиру раньше? Не знали, где искать?.. Точно! Изгорский хранил место, где спрятал документы, в тайне и назвал его только ему, Столетнику. Они слышали весь их разговор… и опередили его! Ну да, тогда он еще заехал к Таньке, потерял время возле обменного пункта…
И за это двое поплатились жизнями.
21
В Южанск отправили Каменева. Вылететь предстояло немедленно, рейсом из Внукова № 1183 в 14.15. Каменев пробовал переиграть время отлета, чтобы взять билеты на поезд до Элисты или Грозного — терпеть не мог летать с детства…
— Никаких поездов! — прикрикнул на него Швец. — И все, хватит!
— Да подумай: в 15.45 я в Ростове, покуда до Южанска…
— Тебя встретит машина. До Южанска 30 километров. Место забронировано, документы готовы — распоряжение ГУИНа МВД, предписание за подписью генерального, гриф «Государственной важности»… Постарайся управиться до завтра. Вот папка на Сотова, — Петр придвинул к нему красную пластиковую папку. — Копия приговора, заявление на суде, замечания на приговор, жалоба в порядке надзора председателю Верховного Суда, ходатайство защитника о помиловании… в общем, по дороге изучишь. Время, Саша, время!
— Да ладно, лечу уже…
На совещании у Киселева он не присутствовал, о цепочке, которая тянется от филоновского дела к распределению государственных портфелей не знал, и Петр не счел нужным доводить до опера лишнюю информацию.
«Сутки прогулял, теперь наверстывает, — подумал Каменев о Петре, спускаясь за сопроводительными документами и бронью. — Зараза такая!..»
Всю дорогу в аэропорт он нещадно матерился по адресу Филонова, организованной преступности в целом, несовершенства Закона о милиции, проклинал день и час, когда попал в эту бригаду и вообще познакомился со Швецом, заглушая досаду от несбывшейся возможности «отойти душой», попив водочки и основательно отоспавшись в мягком вагоне.
В Ростове его встретил молодой лейтенант Андреев из Южанского управления. Очевидно, знавший о важной миссии московского гостя, он с расспросами не приставал, ограничился дежурным: «Ну, как там Москва?» и, получив вразумительный ответ: «Куда она, на хрен, денется?», замолчал. Правда, ненадолго — ближе к Южанску разговорился, и из его пространного, но вдохновенного монолога Каменев узнал о двухсоттысячном городе, электровозостроительном заводе, театре, музее и даже «Южанском кладе», вошедшем в историю археологии.
«Живут же люди, — думал он, рассеянно слушая лейтенанта. — Хватает времени и в музей сходить, и книжки читать. Как будто в этом сраном Южанске больше заняться нечем».
— Вообще я истфак окончил, — признался лейтенант, тоскливо вздохнув. — В нашем Ростовском университете.
— Ну, ну, — по натуре человек компанейский, Каменев изо всех сил старался подавить в себе дурное настроение.
«Дохлое дело, — думал он о документах, проштудированных в самолете. — 'Померла так померла'… Расстрелян так расстрелян, поди докажи обратное… И кости давно истлели, не восстановишь… Они, конечно, заключение об исполнении совать станут, акт медэксперта… Не-ет, за этим такие головы стоят — черта с два расколются при всех моих чрезвычайных полномочиях…»
— А что это за клад такой? — спросил ни с того, ни с сего, уцепившись за оставшееся в памяти слово.
— Какой клад?
— Ну, ты говорил, клад нашли?
— Сарматский курган?.. Золотые украшения, серебро, статуэтки, бронзовая посуда. Захоронения приблизительно I–II веков до нашей эры…
«По логике запрос окружной прокуратуры должен насторожить тюремное начальство, — думал Каменев. — Если оно хоть как-то причастно к 'воскрешению' Сотова. Впрочем, кого попало встречать сотрудника МУРа с секретным предписанием не пошлют, черепахе ясно…»
— …они умнее нашего были, — продолжал лейтенант-историк.
— Кто они-то? — прослушал Каменев.
— Да сарматы, конечно! Аланы, роксоланы, савроматы, языги, — все кочевые племена. Объединялись, поэтому и богатели. С государствами Закавказья войны вели. Да что там Закавказье — на Рим нападали! Представляете, что у них за трофеи были? «Южанский клад» — это капля в море! Они же в третьем веке из Северного Причерноморья скифов вытеснили…
Да нет, на подсадку не походило. Видать, замотала парня работенка с уголовным элементом, вот и выплескивается перед свежим человеком, да еще «из самой Москвы».
— А иерархия скифская?.. Не нашей чета! Тем более не уголовной. У них, между прочим, татуировка на руках означала принадлежность к высшей касте.
— Ну, у уголовников она, по-моему, тоже кое-что означает, — не согласился Каменев с исключительностью скифов.
— А чего же их эти дикие племена потеснили? — неожиданно заговорил милиционер-водитель.
— Кто? Сарматы?.. После того, как готы уничтожили Скифское государство со столицей Неаполем, они стали распадаться. А сарматы как раз к этому времени — объединяться…
Въехали в город, еще теплый, в яркой листве. Свернули на улицу из одноэтажных домов — добротных, за высокими заборами, неизменно крашенными в голубой цвет.
— Насколько я понял, лейтенант, ты империалист, — сказал Каменев. — По-твоему, нужно объединяться, чтобы нападать, грабить и богатеть.
— Я не империалист, — обиделся лейтенант. — Но я знаю «закон пучка соломы». Пучок переломить труднее, чем одну соломинку. И еще я знаю, что история всегда повторяется. Мы сейчас как скифы — разъединяемся, а Европа — сарматы, делают все, чтобы объединиться. И если верить истории — а истории
