для цивилизации были для них несоизмеримы. С годами цена оказалась слишком высокой, и кто знает, как бы пришлось поступить, предугадай они намерения тех, кто обеспечивал их эксперименты. И даже сейчас холодным осенним днем девяносто четвертого, вспоминая ушедшего в небытие друга, он жалел не его и не себя, а их детище, ставшее смертоносным оружием в руках горстки ничтожеств.
Он слишком часто действовал с закрытыми глазами, презрев мораль (что такое мораль? удел посредственности!), но сегодня подумал, что молчание будет предательством. Пока он жив, пока память окончательно не стерлась, у него есть шанс на спасение идеи, во имя которой они провели свои жизни в зоне смерти. Сегодня он готов заплатить последнюю цену, указав путь к ней. Даже если это будет саморазоблачением…
ВОПРОС. На кого возложено обеспечение секретности информации о «Зоне-А»?
ОТВЕТ. На Председателя комиссии по ликвидации последствий аварии…
Позднее Комиссия получила название «Группа «Концерн» и была выведена из подчинения всех систем, включая Правительство, КГБ, Прокуратуру, МВД и прочее. Исключение составляли Политбюро ЦК КПСС и ГРУ, но и этими органами не была предусмотрена периодическая отчетность.
БНИ-48М оставила котлован диаметром 3 км и глубиной 80 м с ровными краями и оплавленным верхним слоем почвы, что делало сто похожим на гигантский эмалированный таз. Так как южная кромка «таза» оказалась в 1 км от р. Днепр, во избежание затопления котлована в период половодья (по первоначальному назначению) в районе перемычки была сооружена плотина. С 1976 года начались строительные работы по возведению корпусов и технических сооружений. С целью доставки строительных материалов и промышленного оборудования к котловану была подведена ветка железной дороги, демонтированная в 1979-м. В декабре того же года полк спецназа, обеспечивавший охрану «Зоны-А», и 108 -я саперная дивизия в спешном порядке были передислоцированы в район боевых действий в Афганистане.
К этому моменту строительные работы были завершены. В тщательно замаскированном котловане оказались корпуса суперсовременных лабораторий.
На поверхности сооружения имели вид безобидной приемопередающей системы наблюдения за космическими объектами.
А вдруг чекист знал, на что идет? И, отвечая на вопросы столь обстоятельно, рассчитывал на него?.. Нет, нет, конечно, этого быть не могло! Признать такое означало отвергнуть действие «Кода», не раз подтверждавшего потом свою эффективность. Если бы не прибор, никакие пытки не заставили бы подопытного вымолвить и слово.
ВОПРОС. Кто входил в состав группы «Концерн»? Фамилии, должности, звания?..
ОТВЕТ. Это мне неизвестно.
ВОПРОС. Вы не знаете или не хотите говорить? Мы снимаем запрет, говорите!
ОТВЕТ. Я не знаю..
6
На быстрый вдох через нос руки подтягиваются к подмышкам ладонями вверх; на медленный выдох через рот — мощный и звучный, как рев реактивного сопла — опускаются вдоль тела ладонями вниз. Две серии по пять повторов с полной отдачей энергии гарантируют выход из состояния опьянения любой степени.
Из-за нескольких часов недосыпания Женька не собирался терять день. Раздевшись до пояса, он выполнял упражнение в стойке стража буддистского храма.
Этому научил его Мастер Гао…
Полтора года назад в Москве объявился Хан, чтобы проститься перед отъездом в Корею.
— Я победил его, Женя! — объявил он со счастливой улыбкой, едва ступив на перрон.
Женька знал, о чем говорил названый брат.
В день, когда Хан появился на свет, его отец и Учитель Ким Чель посадил во дворе дерево. «Пока ты не победишь его, сказал он младенцу, не уезжай с этой земли. Но запомни: умереть ты должен на родине наших предков, Хан».
Мальчик рос. Росло и Дерево. Мальчик мужал, совершенствовал боевое мастерство. Крепло и Дерево, все глубже уходя корнями в землю. Пальцы Хана становились цепкими, но и кора на Дереве утолщалась. Ноги Хана становились мощными и быстрыми, он легко сбивал ими орехи с голов сверстников, но Дерево росло еще быстрее. Совсем скоро даже до самых нижних ветвей его можно было достать разве что в могучем прыжке, потом — в сальто, и наконец — лишь взбежав по стволу. Удары Хана достигли такой силы, что перед ними не могли устоять кирпичи, бетонные плиты и даже камни, но Дерево… Дерево стояло, потому что было живым и гибким, и питалось чистыми соками земных глубин; заботливо забинтованное в местах срубленных сучьев, стояло вопреки всем ветрам и ударам.
«Я уеду на родину наших предков, отец», — поклялся Хан на могиле Кима.
Пять лет он жил на берегу океана, охотился и ловил рыбу, добывая себе пищу; пятъ лет его тело палило солнце, омывали дожди и хлестали штормовые ветры. И вот однажды во время прилива он услышал отчетливый зов далекой, еще незнакомой Родины. Он вернулся к Дереву, обнял его и сказал: «Мне пора уходить. Спасибо тебе за все». Ударом ноги переломив могучий ствол пополам, Хан поклонился и навсегда ушел из тех краев, в которых становился Человеком.
За два дня до отъезда он сказал Женьке:
— Двадцать четыре тыля, которые ты знаешь от отца, капля в океане. Ты уже не молод, тебе нужно другое оружие. Я отведу тебя к другу отца Мастеру Гао. Возможно, он не откажется учить тебя.
Гао и его сын Кай содержали в Москве маленький китайский ресторанчик.
Гао был стар, но Женька знал китайскую поговорку «Побеждает не сила, но сила духа» и не судил о людях по внешности. Гао был мудр. Это означало, что он видел человека насквозь, по одному взгляду мог определить силу, реакцию, темперамент и наличие совести.
Втроем они спустились в подвальное помещение ресторана, обитое рисовой соломой. Здесь было свежо и сухо; магические знаки и иероглифы на стенах не оставляли сомнений в назначении зала, Женька не столько хотел понравиться китайцу, сколько боялся подвести Хана, поэтому демонстрировал «коронки» своего арсенала: фляки, сальто вперед и назад, прыжки с приземлением в шпагаты — продольный, поперечный, вертикальный, отрицательный с опорой на стену и пол; показал спецтехнику, четыре тыля высшего мастерства и поклонился Мастеру.
Хан довольно улыбался. Лицо Гао не выражало ничего.
— Ты погибнешь, — сказал китаец. — Потому что это умеют делать тысячи. Сотни делают это лучше тебя. Если бы тебе было десять лет, я не сказал бы так. Но тебе больше, и уже через год ты не сможешь показать того, что делал сегодня. А через пять лет тебя убьют. — Старик помолчал в раздумье. — Ты учился у Кима. Он был настоящим Мастером и моим другом. Будешь приходить ко мне раз в неделю…
Потом они прощались с Ханом в Шереметьеве.
«Я буду помнить тебя, Хан», — взглядом обещал Женька.
«Я тоже», — отвечал Хан.
«Ты мой брат, Хан», — подумал Женька.
«В тебе боевой дух корейца», — мысленно похвалил его Хан.
Тысячи спаррингов и годы совместных тренировок сделали слова не нужными в их общении. Они поклонились друг другу.
— Тэквон! — сказали они синхронно и разошлись навсегда.
Мастер Гао говорил тихо и вдумчиво, будто сам сочинял притчу:
— Не возрадовались боги, создав человека, огорчились: ведь ничто не мешает этому сильному и
