Кокорин попытался растопить ледяное молчание хозяина офиса.
— С самого начала — это как? — уточнил Решетников.
— С того момента, когда Богданович переступила порог вашего заведения…
— Агентства. Заведение — это другое.
— Хорошо, агентства. И до самой нашей встречи у нее на даче в Малаховке. Все по порядку, ничего не пропуская.
«Щас, — подумал Решетников, — буду я тебе за бесплатно выкладывать «все по порядку».
Он хотел предложить следователю чаю, но потом передумал. На дне жестяной банки оставалось совсем чуть-чуть, а этот, того гляди, усмотрит добрый жест как желание подмазать. С них, прокурорских, станется.
— Из меня рассказчик, как из Магдалины праведница. Если есть вопросы — отвечу, мне скрывать нечего.
Следователь Кокорин рассердился, но вида не подал, только посопел, перекладывая бумаги и собираясь с мыслями. Он бы и взглядом сверкнул, да уже поди знал, кто перед ним сидит.
— В котором часу пришла Богданович в ваше агентство? — начал допрос подчеркнуто сухо.
— Во втором.
— А точнее?
— Точнее — в тринадцать часов двадцать три минуты.
— Ого! Это почему вы так запомнили?
— Потому что привычка такая. Почасовая оплата: как только появился клиент, включается счетчик. И на копии контракта с Богданович, которая находится у вас в папочке, это время проставлено.
— До того, как вы обнаружили свою клиентку мертвой на даче в пятницу в восемь часов сорок минут, получается, прошло…
— Правильно: сорок три часа двенадцать минут, — кивнул Решетников.
Кокорин и там, в Малаховке, понял, что с этим свидетелем будет непросто. Здесь либо как с коллегой, либо — в кабинете и в присутствии прокурора.
— И что же, все это время вы ничего не делали?
— Все это время я отрабатывал полученный аванс.
— Сколько?
— Вы что, не читали контракт?
— Читал. Аванс получен за сутки работы, а речь — о сорока трех часах. Так сколько практически, а не по этой бумажке, вы работали?
— Сутки.
— А потом?
— Потом я должен был позвонить клиентке и отчитаться о проделанной работе. Я позвонил, но она не сняла трубку, хотя ничего не говорила о том, что собирается на дачу.
— Викентий Яковлевич, меня интересует, чем вы занимались в оплаченные клиенткой двадцать четыре часа. Вы же профессионал, так что постарайтесь меня понять правильно. Двадцать второго апреля, в среду, в двенадцать часов десять минут Кира Богданович проводила мужа на вокзал. Я это проверил, вместе с ней там был начальник планового отдела «Моспродуктсервиса» Ричард Шелуденко, он подвозил ему к поезду бланки договоров.
— А что, он собрался в командировку подписывать договора и не взял с собой бланки? — удивился Решетников.
— Сейчас я не об этом. Так вот, поезд ушел точно по расписанию — это проверено. Итого на дорогу до вашего заве… извините, агентства у Богданович оставался один час тринадцать минут. Так?..
— Допустим.
— Нет, не допустим, а точно. За меньшее время от Казанского вокзала общественным транспортом сюда не доехать.
— А она ехала общественным транспортом или в такси?
— В такси минут на тридцать быстрее, конечно, — согласился Кокорин.
— А вы что, полагаете, что жена крупного торгового работника, привыкшая ездить на своей машине, набила сумку деньгами и поехала в метро?
— Увы, Викентий Яковлевич, я бы такого не предположил, если бы не знал точно, что она поехала в метро. Ее проводил Шелуденко до станции.
— Значит, они с Богдановичем приехали своим ходом?
— Нет. Своим ходом приехал Шелуденко. Она уступила ему машину с шофером, а сама поехала в метро. Версия о том, что она не хотела, чтобы шофер знал, куда она едет, отпадает: она живет рядом, на Парковой, могла доехать до дома, а потом дойти до вас пешком.
— И что из этого следует?
— Что деньги были у нее в сумке уже тогда, когда она отправлялась с мужем на вокзал. Что вы предполагали обнаружить на даче Богдановичей?
— То, что обнаружил.
— То есть?
— То есть труп Киры Михайловны. Следователь задержал на нем пристальный взгляд:
— Вы это серьезно?
— Вполне. Мы ведь договорились с ней о том, что я буду держать ее в курсе. Она не очень охотно расставалась с деньгами, плата показалась ей непомерно большой. Когда каждый час счетчик отщелкивает шестьдесят долларов, шевелится не столько детектив, сколько его клиент. Положим, она могла уйти к подруге и у нее заночевать, поэтому я не дозвонился. Но почему она не позвонила мне? А то, что не позвонила — это точно. — Решетников достал из кармана сотовый аппарат и показал Кокорину. — Связь постоянно при мне.
— Но откуда вы знали, что это произошло на даче?
— Нет, вы меня неверно поняли. Я начал с дачи…
— А закончили бы квартирой?
Решетников на уловку не клюнул:
— Закончил бы вызовом милиции в ее квартиру.
— Что вам удалось узнать до того, как вы обнаружили ее мертвой? — задал очередной вопрос Кокорин, пометив что-то в блокноте.
— Немного. О том, где и по какой статье отбывал, где работал Богданович. Вот, видите, о даче узнал.
— Значит, сама Богданович вам о даче не говорила?
— А я ее не спрашивал.
— Она называла сумму, которая хранилась в сейфе Богдановича?
— Двадцать тысяч долларов США. Ее удивило, что при наличии валютного счета и сейфа в офисе он хранил деньги дома. Видимо, в сочетании с пистолетом это произвело на нее впечатление.
— А с собой у нее было много денег?
— Не считал. Во всяком случае, пачку я видел. Сторублевок. Она отсчитала из нее договорную сумму, остальные положила обратно. Их и экземпляр контракта вы, кажется, нашли при осмотре вещей и трупа.
— Нашли. Когда она от вас ушла?
Решетников задумался, прикурил.
— Здесь я могу оказаться менее точным, но часа в два с минутами, не раньше.
— А в три часа пятнадцать минут отправлялась ее электричка. Она не спешила?
— Я не заметил спешки. По-моему, нет.
— На вокзал она поехала уже в такси, — погружаясь в писанину, сказал Кокорин.
— Не могу знать, не видел.
— Да нет, это мы проверили. В половине третьего ее видела соседка по лестничной площадке. Богданович заходила домой. Вот только зачем?
— За пистолетом «лепаж», — уверенно сказал Решетников.
