Олег Игоревич Приходько
Один в чужом пространстве
…Или во сне
Он это видит? иль вся наша
И жизнь ничто, как сон пустой,
Насмешка неба над землей?
1
— Здрасьте!..
Я вошел в полупустой кабинет своего начальника и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло перед столом.
Офис наш совсем новый, мы еще не успели обзавестись шкафами, зато в углу уже стоял внушительных размеров сейф. Правда, каждый из четырех сотрудников знал, что, кроме газового пистолета и галстука шефа, в нем ничего не было: наши финансы пели романсы, вся прибыль уходила на аренду помещения, доставшегося в наследство от разорившейся парикмахерской и потому насквозь пропахшего дешевым одеколоном.
Шеф, Геннадий Геннадиевич Немчинский, почти невидимый за стопой томов Уголовного кодекса, сосредоточенно тыкал пухлым пальчиком в клавиши калькулятора. Так как считать у нас все равно нечего, я подумал, что он просто изучает устройство этой новой игрушки. Бросив на меня короткий взгляд поверх съехавших на нос очков, он придвинул на край стола коричневый конверт из плотной бумаги.
На конверте было напечатано: «СТОЛЕТНИК ЕВГЕНИЙ ВИКТОРОВИЧ», — что означало мои фамилию, имя и отчество. Шеф никогда не ограничивался устными заданиями; машинистка Анджела, приходившая на два часа в день согласно условиям контракта, печатала их под диктовку Немчинского, он раскладывал задания по конвертам и знакомил сотрудников под роспись. Никто не возражал: в нашей работе и нельзя иначе, в случае чего — это документ, подтверждающий добровольность твоего согласия, а шеф как-никак слуга закона.
На бланке агентства значилось:
«Обеспечить охрану пассажира ЛИТВИНЕНКО Г. С, след. поездом № 3 Москва — Киев, ваг. 14, м. 5, купе 2, 2 окт. с.г.
Услуга оплачена согласно тарифу. Прилагаются:
1. Аванс в разм. 2000[1] (две тысячи) руб., включая расх. и сут.
2. Билет в. 14, м.9, Москва — Киев, время отпр. 22.03, 2/Х. с.г.
3. — ' — в.5, м.16, Киев — Москва, время отпр. 21.32, 3/Х. с.г. С заданием ознакомлен
_(подпись сотрудника)
Деньги в указ. разм. получил
_(подпись сотрудника)
Директор агентства «ВОЛК»
_(подпись)»
В конверте я также обнаружил указанные в документе билеты, второй экземпляр задания, предназначенный мне, и командировку.
Название нашему сыскному агентству придумал шеф. При этом, как оказалось, он имел в виду… созвездие над Южным полушарием! И хотя там еще, насколько я знаю, есть Муха, Павлин, Журавль, Голубь и даже Южная Гидра, название «Волк» всем пришлось по душе.
— Это все? — я переложил жвачку из-за правой щеки под язык.
Шеф окинул меня укоризненным взглядом.
— Не зря тебя Стольником прозвали, — вздохнул и, как мне показалось, нехотя извлек из сейфа две пачки новеньких десятирублевок.
Мне нравится мое имя. Пушкину оно тоже нравилось: стал бы он писать «Евгения Онегина», если бы это было не так! Я когда-то «Медного всадника» на спор за неделю выучил только потому, что главный герой тоже мой тезка. Это потом уже понял, что там про все есть, про всю нашу жизнь. А наводнение в Питере будто с «перестройки» списано:
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты…
Фамилия у меня, конечно, странноватая, а вот насчет Стольника — это Квадрат зря. Во-первых, так я прозвал себя сам (производное от фамилии), а во-вторых, ему ведь я тоже придумал прозвище: Гэ-в- квадрате (в соответствии с его инициалами), и оно к нему пристало довольно прочно. Хотя, когда он не скупился на премиальные, мы звали его просто Квадратом, без «Гэ», что означало почтение.
Мне вообще нравится давать прозвища людям, домам, организациям, и даже общественным процессам, потому что прозвища ухватывают самые характерные черты и по ним объекты легче запоминаются.
— Не зря, — согласился я, чавкнув жвачкой. — Чем и горжусь. Между прочим, в коопе «Стрелец» за сопровождение «КамАЗов» «тонну» в час платят, — сообщил, рассовывая пачки по карманам.
Гэ-в-квадрате помрачнел, заиграл желваками на загорелых скулах. Я знал, что он сейчас скажет: «Вот, — мол, — и вали в «Стрелец», если такой умник. Я никого не держу». Но он промолчал, видно, дела наши и впрямь шли не блестяще.
— Расписываешься? — спросил с плохо скрытой надеждой.
В другое время стоило бы поторговаться, но сегодня у моего единственного племянника был день рождения; кроме того, я задолжал хозяйке квартиры за два месяца, а мои единственные кроссовки готовы были окончательно гавкнуться со дня на день.
И я расписался.
Только после этого Квадрат выдвинул ящик стола и достал оттуда пачку моих любимых сигарет «Кэмел». У меня самого рука не поднималась покупать такие дорогие сигареты, Квадрат об этом знал, поэтому дарил мне по пачке перед каждым заданием в качестве «комиссионных». Это было даже не традицией, а моим условием (конечно, не оговоренным в контракте).
Поймав подброшенную Квадратом пачку, я спрятал ее в карман. Уже у самой двери меня догнала заискивающая фразочка:
— Приедешь — получишь остальное.
Видимо, Квадрату не хотелось оставлять наши отношения натянутыми. Мне тоже этого не хотелось. Он взял меня к себе в группу, когда еще работал следователем в УГРО, и многому научил. Потом партия укрепила им коллегию адвокатов, и на несколько лет мы забыли друг о друге. За это время я успел уйти из милиции, полгода проработал вышибалой в кооперативном кафе, едва не спился; от меня ушла жена, я сменил три квартиры и пополнил ряды первых российских безработных. Перебивался с хлеба на воду, и не известно, что бы со мной было сейчас, если бы в погожий июньский денек мы не встретились у «Макдональдса» с начавшим лысеть, но преуспевшим в делах адвокатом. Отведав коньячку из его фляжки, я поведал ему о своих злоключениях, и буквально через несколько дней почувствовал, что разговор наш не был пьяным трепом: мой почтовый ящик отыскало письмо за подписью, ректора заочного юридического
