Это был незаметный, неблагодарный труд человека, идущего против течения. Ни цветов, ни пышных речей не приходилось ждать в награду. Проработав весь день, Эйли сидела потом полночи за машинкой, размножая отчеты о выступлениях агитаторов в Восточных штатах, а на рассвете обходила улицы и забрасывала эти отчеты и нелегальные листовки за садовые ограды. Трудная задача, которую взяла на себя Эйли, ничуть не была похожа на то, что Эми называла своей деятельностью в помощь фронту, — Салли хорошо понимала это. Эми хвасталась, как она весело проводит время: повсюду — и на танцах и на пляже — ее окружает целая свита офицеров и моряков. Ей расточают комплименты, ее появление встречают аплодисментами и восторженными приветствиями, ее все знают — ведь она организовала столько патриотических концертов!
Конечно, Том и Эйли — фанатики, говорила себе Салли. Но она не могла не восхищаться их фанатизмом. Одержимые одной идеей — служения рабочему классу, — они готовы были пожертвовать ради нее всем, даже своей любовью друг к другу.
Салли не сомневалась, что Том любит Эйли. С того памятного вечера, когда его избили пьяные хулиганы, в его глазах при встрече с Эйли появлялось новое выражение — нежность и симпатия. Эйли ног под собой не чувствовала от радости.
— Том теперь каждый вечер целует меня на прощанье, — рассказывала она Салли. — А иногда обнимет и скажет: «Моя дорогая, моя любимая девочка!»
— Я очень рада, Эйли, — отвечала Салли. — Надеюсь, вы скоро поженитесь и будете счастливы.
— Мы еще не говорили об этом, — поспешно сказала Эйли. — Может быть. Том и захочет жениться на мне, но только после войны. Он мне сказал как-то: «Мы не имеем права думать о себе, Эйли, пока все это не кончится».
— Вздор какой! — воскликнула Салли.
— Нет, вы не правы, — упрямо возразила Эйли. — Я согласна с Томом. Сейчас столько дела, а много ли таких, кто поддерживает рабочих в их борьбе против воинской повинности, против несправедливости и угнетения? Я люблю Тома, и мне бесконечно радостно знать, что и он любит меня. Но мы не можем бросить на произвол судьбы товарищей, которые сидят по тюрьмам или сражаются на фронте, только потому, что нам хочется быть счастливыми вдвоем.
— Мы, кажется, не на митинге, — сердито сказала Салли.
— О господи, я, должно быть, и вправду стала завзятым оратором… — засмеялась Эйли.
Она была такая простая и милая, что Салли положительно не могла не полюбить эту девушку; но она видела, что Эйли и Том живут и думают не так, как все, а ей хотелось, чтобы они больше походили на обыкновенных людей. Казалось, вся их жизнь состоит в кипучей напряженной деятельности в различных комитетах; Салли жаловалась, что они готовы отказаться от чего угодно ради того, чтобы пойти на многолюдный митинг или посидеть вместе за учебниками по политэкономии и истории рабочего движения.
Правда, они чувствовали удовлетворение, видя, что не зря вложили столько энергии в кампанию против введения всеобщей воинской повинности. После провала второго референдума даже те, кто голосовал за обязательную службу в экспедиционных войсках, стали говорить: «Ничего не поделаешь, приходится снимать шляпу перед противниками воинской повинности. Ведь это они спасли Австралию от чрезвычайных законов, которые совсем ни к чему в нынешних и без того тяжелых условиях!» И в самом деле, война шла своим чередом, и набор новобранцев продолжался таким темпом, что добровольная система пополнения армии вполне оправдывала себя.
И все-таки молодежь, парящая в небесах, подобно Эйли и Тому, бывает по-своему вознаграждена, убеждала себя Салли. Они смотрят на звезды и не страдают от грязи у себя под ногами. Их забрасывают тухлыми яйцами, оскорбляют, избивают — и все это не действует на них. Они готовы работать до потери сил во имя своих идей и будут счастливы, если их труды пойдут на пользу каким-то неведомым людям, которых они называют «рабочие» или «мировой пролетариат». Конечно, период борьбы против введения закона о воинской повинности был тяжелым временем для Тома и Эйли. Но, в конце концов, они могут быть довольны — ведь их взяла. А теперь еще и революция в России. Это тоже для них праздник. У Тома такой гордый вид, словно это он ее совершил. Салли давно не видела его таким сияющим и оживленным, как в тот вечер, когда они с Эйли зашли сообщить ей эту новость.
Том услыхал, что в России произошла революция, когда поднялся наверх по окончании работы. В кабачках только об этом и говорили; люди весело чокались, пели «Красное знамя» и «Вечное братство». У всех было такое чувство, что рабочие должны отпраздновать эту победу и хотя война, быть может, и протянется еще немного, однако конец ее уже не за горами.
Том прочел телеграммы, выставленные в окне редакции газеты, но никаких подробностей о революции узнать ему не удалось. Он пошел в кабачок «Прибежище», где работала Эйли. В эти обеденные часы она бывала очень занята — в кабачке было полно рабочих. Но Эйли уже слышала новость и, принимая заказы, летала от столика к столику, чуть не приплясывая от радости. Она разносила тяжелые подносы так, словно они были легче перышка, и, сияя улыбкой, говорила каждому:
— До чего же замечательно, правда? До чего чудесно!
Увидев Тома, она лишь стиснула ему руку, повторяя снова и снова: «До чего же это чудесно!»
Том сел обедать за один из ее столиков, чтобы, как только она кончит работу, пойти вместе домой.
Когда они шагали по пыльной дороге, золотые лучи заходящего солнца вдруг прорвались сквозь тучи, заволакивавшие небо. Том и Эйли видели, что надвигается гроза, но сейчас для них весь мир был озарен сиянием.
— Если бы Надя знала… — прошептала Эйли.
— Я тоже думал об этом, — сказал Том.
Казалось, произошло невероятное чудо — свершилось то, о чем они мечтали, с трудом веря, что эта мечта может сбыться. Но она сбылась! Именно за это боролась когда-то Надя в далекой стране, о которой ома столько им рассказывала. Сейчас для них достаточно было уже и того, что царизм свергнут. Они верили — сделан первый шаг к достижению той цели, к которой стремилась Надя; верили, что русские рабочие, освободившись от векового гнета, создадут новый общественный строй.
Морриса же все это ничуть не трогало. Для него имело значение лишь то, что положение на западном фронте изменилось, наступление союзников во Фландрии захлебывается.
Письма Дэна были как дуновение свежего ветерка в эти смутные месяцы, когда Моррис и Том рычали друг на друга, как только речь заходила о воинской повинности, о войне, о русской революции. Дыханием зеленого, мирного юга веяло на Салли, когда она читала горделивые рассказы Дэна о том, скольких они доят коров, сколько делают масла, и о том, что его бычки были проданы на рынке по самой высокой цене. Живут же где-то люди здоровой и полезной жизнью! А рассказы Дэна о его беседах с Чарли, о том, как он помогает Чарли, о поездках к Чарли в «Три ручья» навели ее на некоторые размышления и догадки, которым потом она нашла подтверждение в письме Фанни. Сестра писала ей, что Чарлот Мак-Лин — дочь их ближайшего соседа. Оба ее брата в армии, и она теперь ведет все хозяйство в «Трех ручьях». Когда юноши уходили на фронт, отец думал, что сумеет справиться с помощью своего гуртовщика-метиса, но ревматизм совсем скрутил его, и Чарлот засучив рукава взялась за дело.
«У них с Дэном много общего, — писала Фанни, — и они отлично ладят друг с другом, хотя со стороны может показаться, что они вечно ссорятся или, по их выражению, «цапаются». Чарлот сперва смотрела на Дэна несколько свысока и обращалась с ним как с желторотым птенцом. Но теперь Дэнис часто помогает ей и со скотом и в разных других делах, так что не удивляйся, дорогая, если тут дело не обойдется без сердечного увлечения.
Правду сказать, мы с Фил думаем, что на свете не сыщешь девушки, которая могла бы не влюбиться в Дэниса. Он такой милый мальчик, такой веселый и жизнерадостный, всегда что-то насвистывает или напевает. Не знаю, что бы мы без него делали. В сущности, он теперь всем у нас заправляет; правда, сперва мы немного побаивались дать мальчику полную волю, но все же как-то раз позволили ему купить для нас породистого скота на чрезвычайно большую сумму и остались очень довольны. И мы только рады, что нам больше не нужно выходить из дому во всякую погоду».
Из писем Дэна Салли поняла, что во время кампании за введение всеобщей воинской повинности он
