Дневники 1926-1927

на пролете. Я нашел пять или шесть за Глинковым между Дерюзинской и Параклитской дорогами в мелятнике. Но мне в стрельбе не повезло, и принес только одного. Охота на вальдшнепов осенью — это экзамен и собаке, и охотнику, от собаки требуется высшая школа вежливости, от охотника — решительность выстрела, как при бекасах и, кроме того, сообразительность и смелость при обходе кустов во время стойки. Вот это последнее я упустил, когда Кента сделал свою первую стойку прямо возле стены зарослей. Только безумный выстрел в момент подъема перед стеной зарослей может случайно убить, и потому надо решиться оставить эту возможность и обойти заросль ради верного выстрела. Я оробел и остался на месте. Мне пришлось стрелять в крону осины в направлении полета мелькнувшей птицы. А когда я пошел проверить результат выстрела, из-под ног вырвался другой вальдшнеп. Это надо всегда иметь в виду, как при дупелях и бекасах, что часто рядом с одним бывает другой.

Второй выстрел был по вальдшнепу в осиннике, поднятому без стойки, я в нем не раскаиваюсь, сделал, что мог, в быстроте.

В третий раз опять я не обошел куртину елей и хватил, даже не приложив ложе к щеке. И только в четвертый раз наконец я опомнился. Кента стала перед группой высоких елей. Я начал их обходить слева, а Кента, уверенная в месте пребывания вальдшнепа, с опаской вела глазами по линии моего продвижения. Со всей возможной осторожностью я достиг, наконец, такого положения, что стоял против Кенты, и, значит, вальдшнеп был между нами. Тогда я сказал тихонечко: «Фун-ты!», и Кента сделала вперед только один маленький шаг. Я удивляюсь этой способности ее к предельному равновесию на стойке, ведь только один маленький шаг, и вальдшнеп взлетит свечой по линии бесконечно высокой ели. Я стреляю наверняка, и мог бы еще и еще раз стрелять, так высока свеча-ель. И нашел я его прямо под елью вверх брюшком с раскинутыми серыми из-под низу крыльями. Это было так прекрасно сделано, что не хочется и вспоминать один позорный промах потом.

Охота на вальдшнепов осенью стала лакома, работа собаки в кустах требует такого неустанного, такого напряжения внимания, что редко удается оглянуться вокруг себя, но зато, когда оглянешься, то скорее подзываешь собаку к себе, говоришь: «подожди!» и смотришь, смотришь — («очей очарованье!») — и думаешь: «нет, конечно, на синем просвете неба тончайшая паутина обнаженных ветвей в грудах золота не просто для глаз: под этой листвой трепещет и мое горячее сердце, подавая кровь к обнимающему огромное пространство разуму, сердце бьет: «хоть одна минута, да моя!», разум вбивает гвозди в минуту усердно как будто и навсегда.

<Приписка на полях> Старшие бесы отказываются всегда от своих злых дел: они желали только хорошего, и они могут это доказать, если хотят, математически.

Старшие бесы

Старшие бесы всегда отказываются от тех злых дел, которые мы им приписываем, доводя до них поступки младших: они желали только хорошего, и это можно доказать, если угодно, даже математически. Что же касается поступков младших, то они являются большей частью вследствие нерасположения людей к добру: младшие бесы творят зло только потому, что люди не желают добра.

Разборы

3 Октября. Тепло. Задумчиво. Тихо. Лист с деревьев потек со всей силой.

Мы с Петей рано вышли к Торбееву. Мастеровой человек весь в грязи поднялся из канавы, встал, как с кровати, и побрел в направлении колонии инвалидов. Скоро он присоединился к трем идущим под руку слепцам из колонии, и мы услышали: «Переживем как-нибудь, переживем!» — говорили калеки.

«А кризис будет!» — говорил мастеровой. «Но вы не беспокойтесь: месяц, два, не больше». «Переживем» — отвечали калеки.

Мы обогнали их с двумя собаками. Я ходил в разборах у Торбеева. Сразу поднялся вальдшнеп из-под Кенты и сел в 10 шагах от нее. Он сделал стойку, но я не успел пролезть через куст, и он улетел. Это было чуть ли не под тем же кустом, как прошлый год, и я сразу вспомнил до мельчайших подробностей всю эту местность, которая часто мне снилась и наяву нелепо вставала с прошлогодними вальдшнепами, но я не знал, где это было. Второго вальдшнепа я неудачно стрелял. Потом один или два сорвались за кустами. Одного стрелял вместе с Петей под конец, очень устали, и оба не попали, потому что устали до крайности. Как и в болотной охоте на бекасов, охота на вальдшнепов требует непременно свежих сил, способности мгновенно собирать их все как бы в одну точку прицела. Пришли еле живые и без поля. А между тем высыпка несомненная и обильная, как говорят гончатники: всюду вальдшнепы.

Одного вальдшнепа мы видели из-под стойки сидячим.

Завтра Петя едет в Москву за учебниками. Поручить ему купить:

1) Весы для безд. пороха.

2) Термос и стакан для моего термоса.

3) Ленту для машинки черную и узнать, нет ли шрифта для Гоммонда, а также сколько стоит ручная машинка.

<Приписка на полях> Разборы. Весна осенью. Гроза. На своем месте. Срыв стойки.

4 Октября. Яловецкий наговорил мне, что по левую сторону Московского шоссе он нашел 10 вальдшнепов, «правда, говорил он, на громадном расстоянии». Я вышел проверить, но меня встретила гроза, надвигалась громадная туча. И так тепло! Весна этого года все свое лучшее отдала осени, и вот теперь в Октябре мы переживаем весну. Как это часто бывает с людьми в русской тяжелой иногда беспросветно-трудовой и подневольной жизни, сплошь и рядом в крестьянском быту женятся и замуж выходят, не подозревая даже, что бывает на свете любовь и свобода. А если случится мало-мальски вздохнуть, то в 60, даже в 70 лет иногда человек вдруг очнется и начинает жить, как юноша. Вот так и пропущенная весна и в этом году явилась поздней осенью. Мне все-таки не захотелось мокнуть, я вернулся домой, разрядил ружье, повесил и сел за стол. Но через 10 минут туча прошла. Я снял ружье и пошел через овраг к шоссе. В этом районе я никогда не бывал. Открылись огромные пространства мелкого леса, сплошь вальдшнепные места, мне кажется, так на десятки верст. И часа два, три я ходил по ним, не встречая вальдшнепа и не удивляясь этому: при таких-то пространствах сколько же должно быть вальдшнепов, чтобы им часто встречаться! Но вот я попадаю в типичные разборы, где даже остался кучками хворост и вообще беспорядок ужасный: там разобрали молодняк так, что осталась только чистая зеленая отава, там полоска березняка и осинника, не убравшего свою часть, там бурьян из чернобыльника, там чистый облетевший осинник с отличной опушкой молодой травы, покрытой опавшими листьями. Тут, наконец, Кента сделала стойку. Вальдшнеп как бы нехотя поднялся, я выцелил его — выстрела не последовало. В частом осиннике вальдшнеп летел, как бабочка, тихо, лавируя между ветками, я выцелил его и опять — выстрела не было, и я с отчаянием вспомнил, что ружье разрядил при грозе и потом забыл опять зарядить. Терять еще 2–3 часа, чтобы найти другого, не хотелось, ведь можно и совсем не найти и ввернуться пустым. Потому я решил пройти на то свое место, где я впервые определил высыпку и оставил трех вальдшнепов. Вальдшнепы в таких необъятных зарослях, как дупеля на больших болотах: надо знать места и не ходить по всему болоту. И уж если нашел такое пятно высыпки, то и ходи по ним. К сожалению, много охотников за вальдшнепами, и потому места неизвестны, и надо очень дорожить местом, где оставил на примете хотя бы два-три вальдшнепа. Я не ошибся и под той же самой елью, где в прошлый раз я нашел вальдшнепа, Кента и теперь сделала стойку, обошла ее и… я думаю, она просто увидела сидячего, постояла немного и вдруг махнула на него с такой быстротой, что невозможно было крикнуть ей. Я выстрелил навскидку. Когда дым рассеялся, я увидел Кенту, сидящую верхом на вальдшнепе. И это Кента! И эту Кенту пришлось мне наказывать!

Вот пример, когда процесс охоты портит даже самую лучшую, старую опытную собаку. Я помню этим