Глава V
ЗАКАТ В КРОВИ: ГИБЕЛЬ СЛАВЯНСКОЙ АТЛАНТИДЫ
В кривом зеркале славянофильства.
Первая встреча с франками.
Карл Великий.
Людовик и викинги.
Генрих Птицелов и его потомки.
Как велеты стали лютичами?
Последние битвы.
Погружение славянской Атлантиды.
?
В Риме старом, вечном Риме,
Где святой отец живёт.
Войско рыцарей сзывали
Для похода в Балтию.
Балтию Марии-деве
Посвятил отец святой,
Кровопийцам и убийцам
Дал он отпущение
Всех грехов: чтоб к правой вере
Обратить могли они
Балтии народ несчастный,
Гибнущий в язычестве.
Им на новые убийства
Дал благословение…
сожалению, тема, о которой мы будем, читатель, говорить в этой главе, несколько испорчена подходом её первых исследователей. Первыми её, как я говорил в первой главе, исследовали славянофилы, и это наложило и на их труды, и на все последующее одну и ту же печать — корень бед балтийского славянства был во враждебных немцах. Это они, негодные, внесли богомерзкий «дух племенной исключительности» и «национальной вражды» в святое дело несения на вендский Восток «истинной веры».
Очень удивительно читать об этом у того же Александра Фомича Гильфердинга. Недаром Дмитрий Николаевич Егоров сурово критиковал и Гильфердинга и всех славянофилов в целом за эту предвзятость. И как не критиковать! Читаешь труд Гильфердинга и ясно видишь — «национальная вражда» славян и германцев существует только или в собственных конструкциях автора касательно времен, про которые ничего толком неизвестно — все эти «германские дружины», властвующие славянами, изгнание их суровым, но праведным Аттилой и пр. Или же во времена, когда христианская церковь — еще не поделенная, замечу, на католическую и православную — вкладывает в руку свежеобращённого германца крест и науськивает его на богопротивных «язычников». Сие действие, кстати, помимо очевидного — расширения влияния церкви и приобретения для нее новых душ и новых земных богатств — имеет и второй смысл. Называется «повязать кровью» и практикуется шайками душегубов с древнейших времен. Не имеет особого значения, что в данном случае не было (вроде бы) суда и закона, перед которыми вязали друг дружку кровью бандиты. Человек ведь и сам себя судит. А признать неправым дело, за которое даже не ты — твой близкий — убивал, а то и был убит, невероятно сложно. «Мы же с ними воевали!» — так что, какие могут быть вопросы…
Впрочем, нам грозит уход в психологию. Вернёмся к истории.
Итак, в промежутке между этими двумя моментами мы отчего-то не видим никаких проявлений «исконной национальной вражды» и «исключительности». Где, скажите, эта «исключительность» у фризов и саксов, когда они сошлись с велетами в подобие державы, признав за ее столицу
Я Вас уверяю, читатель, мы и потом ее не встретим. Титмар Мерзебургский роняет мимоходом: «в 954 г. назначен архиепископом Магдебургским Вильгельм, рожденный хотя от пленницы и славянки, но
«…Князьями у винулов были Мстивой и Мечидраг, под руководством которых вспыхнул мятеж. Как говорят и как известно по рассказам древних народов, Мстивой просил себе в жены племянницу герцога Бернарда и тот [ему ее] обещал. Теперь этот князь винулов, желая стать достойным обещания, [отправился] с герцогом в Италию, имея [при себе] тысячу всадников, которые были там почти все убиты. Когда, вернувшись из похода, он попросил обещанную ему девицу, маркграф Теодорик отменил это решение, громко крича,
Откуда же такое сравнение? Из евангелия от Матфея, глава 15, стих 26: «Он же сказал в ответ: нехорошо отнимать хлеб у детей и бросать псам». Смысл по контексту фразы — нельзя давать язычникам то, что можешь дать единоверцу. Сравнение язычников (во времена описываемых событий — неиудеев) с псами принадлежит не кому-нибудь, а самому Иисусу.
Да, была вражда. Древняя, неугасающая вражда почитателей «бога Авраама, Исаака и Иакова» к тем, кто верует по-иному. И исключительность была — исключительность «нового Израиля», «истинно верующих».
Не германцы принесли в христианство вражду к славянам, а наоборот, «кроткое» христианство плескало новые и новые ведра масла в огонь вражды славян и германцев.
В VIII веке, незадолго до битвы при Бравалле, у западных границ славянства разыгрались события, суть которых тогда вряд ли кто-то понял. К ободритам-рерикам пришли гонцы от каких-то франков, от их правителя Пипина (вряд ли послы произнесли вслух нелестное прозвище своего малорослого повелителя «Короткий»). Пипин вел войну со своим сводным братом, Грифоном, Грифон уже был побежден и брошен в тюрьму, потом, когда другой, единоутробный брат Пипина ушел в монастырь (на этом месте вожди ободритов, наверное, недоумённо подняли брови), ну, в общем, стал отшельником, Пипин освободил сводного брата и даже дал ему земли. В благодарность тот с войском ушел к саксам и взбунтовал их против Пипина и всех франков. Так не могли б славяне и храбрые вожди ободритов помочь разобраться с негодяем и его пособниками-саксами?
То ли в вождях соколиного племени кипела буйная кровь, то ли саксов, старинных соперников, и что важнее, союзников заклятых врагов, велетов, проучить захотелось — не скажу. Ободриты вступили в эту войну, ударив по саксам с тыла. Одновременно в земли саксов с Запада вошла огромная франко-фризская армия. Саксы запросили мира и согласились на дань в полтысячи коров ежегодно. Грифон сбежал к