Непобедимому было поверить ещё трудней, чем в восставших мертвецов.

Или они и впрямь отрастили крылья…

— Трусы, мой Повелитель, говорят разное, — позволил сухим губам намёк на улыбку Пёс-Людоед. — На днях один из тысячников пытался уверить недостойного раба Повелителя, будто город, взять который его послали, обратился в озеро.

Молодые ханы захохотали. Статуя над ними обозначила нарисованными губами улыбку.

— Что же стало с храбрым тысячником?

— Джихангиру не стоит занимать себя судьбою… десятника, — старый Пёс оскалил жёлтые зубы.

— Отчего же, Непобедимый? У Бурундая, в одной из сгинувших сотен, спасся именно десятник. И привёз с собой нечто весьма, весьма занимательное. Такое занимательное, что Бурундай счёл необходимым переслать его находку нам.

Белые руки взлетели, чтобы трижды удариться друг о дружку ладонями. Казалось, они и издадут звон фарфора или серебра, соприкоснувшись, — но прозвучали именно хлопки.

Синий нукер не замедлил явиться на зов. Возник, принеся с собой в жар натопленной юрты морозный дух урусутской зимы, и с поклоном уложил между Непобедимым и повелителем крупный свёрток, а рядом с ним нечто круглое и косматое. Гуюк и Орду с любопытством подались вперёд, Хархасун, напротив, брезгливо отстранился.

Непобедимый рассматривал отрубленную голову, скалящуюся в своды белого шатра остановившейся улыбкой. Да, её отсекли у мертвеца. Когда голову отрубают живому, кожа и мышцы стягиваются, и кость торчит из культи, как палец из кукиша. Тут же срез был ровен. Очевидно, было и ещё что-то — Бурундай, увы, вовсе не глуп и не станет пытаться удивить кого-то в белом шатре головой, отрубленной от покойника. Здоровой рукой Пёс-Людоед придвинул к себе свёрток и начал, придерживая сухой, левой, разворачивать его.

— Неплохая закуска… — во весь голос заметил сиятельный Гуюк.

— Подарок! — зашёлся визгливым смехом Хархасун, которому что-то шепнул на ухо влажными губами служка-мальчик. — Бурундай прислал Непобедимому наставнику подарок — новую руку! Непобедимый, погляди в тряпках, там ещё должен быть новый глаз!

— Молчание! — ударил серебряный колокол под сводом шатра. — Что скажет наш аталык?

— Эта рука, — медленно произнёс Непобедимый, вертя чужую конечность в своей, — отрублена у живого. Более того, это не рука урусута. Недостойный бы сказал, Повелитель, что это — рука воина нашего войска.

— Всё верно, — истукан из жемчуга, серебра и фарфора утвердительно качнул головой. — Бурундай пишет нам, что это — рука того самого десятника. А если Непобедимый сравнит рану от укуса на этой руке и зубы мёртвой головы, то обнаружит, что именно эти зубы и грызли живую руку.

Младшие ханы вытянули шеи — не исключая и Хархасуна, в котором любопытство победило брезгливость и трусость. Непобедимый поднёс к глазу отрубленную руку, рассматривая место укуса. Посмотрел на ощеренные зубы мёртвой головы. Да, очень похоже на то. Десятник пытался заслонить от мёртвых зубов горло, а когда мертвец вгрызся в подставленную руку, обезглавил его. Щенок Бурундай переплюнул старого Пса, нашёл очень веские доказательства правдивости рассказов уцелевших. Плохо, что это правда. Хорошо, что они теперь точно знают об этом.

— Бурундай также пишет нам, — продолжал фарфоровый идол, когда-то бывший его названым сыном, — что хотел отправить нам десятника целиком, но побоялся, что на живом человеке за время пути рана от укуса заживёт, а словам мы можем и не поверить.

И Повелитель добавил, явно наслаждаясь:

— Бурундай пишет нам, что отдал приказ о погребении десятника с почестями, полагающимися сотнику…

Непобедимый скрипнул зубами. Умный, какой же умный мальчик Бурундай. Далеко пойдёт, очень далеко… если только кто-нибудь не свернёт ему его умную голову. Например, один старый одноглазый Пёс с сухой лапой.

— Если одни мертвецы воюют, Повелитель, не стоит удивляться, когда другие получают воинские звания, — отозвался он равнодушно. Хорезмиец у ног Гуюка сделал удивлённые глаза, а потом вытащил калам из одного рукава и свиток из другого и начал что-то торопливо записывать. Да уж не вздумал ли он вставить слова Непобедимого в свои стишки? При чём тут война и мёртвые — ведь стихи пишут про птичек, цветы и прочую чушь? Ну или про лицо владыки, рядом с которым солнце скорбно заворачивается в облака, стыдясь своего несовершенства, — кажется, один из стихоплётов Гуюка выдал нечто подобное.

— Новые звания получают не только мёртвые, — улыбнулся одними глазами нарисованный лик. — Предводителю десятки, доставившей нам послание Бурундая, тоже обещана сотня, а его воинам — щедрая награда, разумеется, в том случае, если они сумеют добраться до нас и вернуться обратно. Бурундай пишет нам, что неоднократно отправлял тебе послов, но всё они, полагаем, бесследно исчезли?

В слове «полагаем» вдруг прозвучало столько холода, будто стены и кровля белого шатра исчезли. Недобрые искры сверкнули в узких прорезях на фарфоровой маске. Проклятый щенок Бурундай! Нет ничего проще, чем заронить подозрения в сердце человека, чьего отца убили по приказу деда, человека, которого двоюродный брат обрёк выбору между смертью в бою и бесславной казнью, а родные братья откровенно ненавидят! У Непобедимого сейчас хватает забот с той войной, которую он ведёт с урусутами — с живыми, а теперь ещё и с мёртвыми, чтоб ему теперь ещё пришлось затевать и войну с Бурундаем!

— Мёртвые?! — вдруг подал задушенный голос Хархасун, глаза его побелели, побелел, вероятно, и сам сиятельный брат Джихангира, но узнать это достоверно было нельзя из-за слоя белил на его лице. Оттолкнул служку с веером, полезшего было обмахать его. — Но, брат наш и Повелитель, это же ужасно! Мы ведь не можем сражаться с мёртвыми?!

«Мы»? «Сражаться»? Против воли Непобедимого его уцелевшая бровь покинула законное место, заползая куда-то на высокий залысый лоб.

— Сиятельному Хархасуну не о чем беспокоиться, — неторопливо проговорил Непобедимый, призывая мятежницу к вниманию и повиновению. — Мёртвые — очень плохие воины. Ведь их гораздо больше живых, и, будь они в бою хотя бы сносны, землёй бы правили они, а не мы.

Хорезмиец снова зашуршал каламом. Глаза его сияли. Хоть кто-то получал от происходящего удовольствие.

— Непобедимый мудр. Мёртвые и впрямь никудышные воины, — отозвался серебряный голос сверху и, дав время сиятельному брату открыть рот для возражения, продолжил: — Никудышные воины, но страшное оружие, как мы уже, увы, убедились, к прискорбию нашему. Непобедимый имеет в виду, что нам предстоит битва не с мертвецами, а с теми, кто умеет поднимать мертвецов. С колдунами.

— Что касается колдовства, — проговорил Непобедимый, чувствуя облегчение оттого, что хотя бы часть тяжести удастся переложить со своих старых плеч на чужие, — то у Джихангира есть человек, сведущий в этих делах несравненно более недостойного…

Взгляды сидевших в белом шатре обратились к нестарой женщине в богато украшенной шубе и шапке с перьями филина, сидевшей у входа. Женщина в ответ приподняла веки и медленно улыбнулась.

Глава 3

Нишань-Удаган

И оттуда послали своих послов, жёнку-чародеицу и двух татар с ней.

аманка сидела в белом шатре — без неё редко решались важные

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату