радоваться дыркам в чужих задницах! Даже размножаться прилично не умеете, язви ваши души. Давай, я еще за водкой сбегаю?
– Подожди, – вскинул я руки. – Так ты пробирался в мой мир, чтобы полетать, стать мухой?
– Навозной, – Капелевич швырнул несчастную бутылку в другой угол, но на этот раз она звонко разбилась и осыпалась сверкающими осколками к створке ворот. – Для меня жить навозной мухой все равно, что для тебя – постельным клопом. Хочешь стать постельным клопом? Вот то-то и оно. Дело в том, что дома я вот-вот «помахаю крылышком», здесь я – двуногий уродец, а во всех остальных мирах – муха! Большая навозная муха! Вот так.
– Значит, ты…
– Все, чего я хочу, это найти мир, в котором вместо этого, – он похлопал себя по ширинке, – у меня будут крылья. Нормальные крылья. И все. В моих мирах этого нет, вот и приходится по чужим лазить. Ты уж извини. Ай да до ларька? Угощаю.
– Да ладно уж, – сделал я широкий жест. – Проставлюсь. А то ведь ты со мной так старался, а получил очередной «облом».
– Зачем так печально, история еще не закончилась.
– В каком смысле? – от его намека по загривку поползли холодные мурашки. Как-то подустал я от разнообразных приключений.
– А скажи-ка, Игорек, – ехидно прищурился Капелевич, – сколько у тебя жен?
– Одна.
– Ой ли?
– Одна, – упрямо повторил я, поскольку сам уже не раз задумывался над этим вопросом и, кажется, нашел ответ: – Ирена. У нее и в том мире и в этом похожая биография, у нее и тут, и там одинаковое тело – все родинки и шрамы на своих местах. Это один и тот же человек, просто существующий одновременно и тут и там, точно так же как и мы с тобой.
– Но ты недоговариваешь, – вкрадчивым шепотом произнес Гриша, – что она
– Ну и что?
– Поверь моему опыту, Игорек,
