Несмотря на поздний час, в трапезной было светло от десятков маканцев [2] и подвешенных к балкам масляных ламп. Уставшие за день и проголодавшиеся дружинники уже собрались здесь. Ближние к правителю гридни собрались возле стола, поставленного напротив входа, гридни Святогора — у одного из столов, стоящих поперек. Вышемир отметил, что свита младшего брата раза в полтора больше княжеской, но вслух ничего не сказал, прошел к высокому креслу за старшим столом, сел. Следом разместились на лавках его ближние помощники. Однако остальные дружинники остались стоять. Волей-неволей, но Вышемиру пришлось ждать прихода брата.

Тот вбежал стремительно — запыхавшийся, но в свежей косоворотке, кивнул, уселся во главе второго стола, оглянулся, схватился за кубок. Шустрый Бонята плеснул ему меда, и княжич тут же провозгласил:

— Долгие лета князю нашему, Вышемиру!

— Здрав будь, княже, здрав! — подхватили остальные воины, выпили, взялись за угощение, разбирая резаную репу и свеклу, придвигая миски с капустой и грибами, накалывая ломти ветчины и куски сложенной на подносы убоины.

На некоторое время в трапезной наступило молчание — рты у всех были слишком заняты. Князь наколол на нож и съел пару кусков мяса со стоящего перед ним опричного блюда, налил себе вина, отрезал ломоть хлеба, положил сверху сочный шмат убоины:

— Дубыня, воевода мой славный. Видел я сегодня, ты расчисткой городского рва озаботился, пока мы отъезжали.

— Да, княже, — оторвался от свеклы старый воин. — Негоже ждать, пока берега оплывут. Коли ворог появится, поздно сие делать будет.

— За то тебе, Дубыня, мой поклон, — протянул ему кусок хлеба с угощением Вышемир.

— Благодарствую, княже, — поклонился воевода.

Получить особый, опричный кусок угощения из рук хозяина дома на Руси всегда считалось почетом. Не сытостью дополнительного куска, а знаком внимания и уважения.

— За Дубыню нашего давайте выпьем, други, — поднял кубок князь. — Любо мне такого воеводу иметь!

— Любо Дубыне, любо! — с готовностью подхватили дружинники.

— Кто из твоих славных витязей больше всех волков сегодня взял, брат? — обратился к княжичу Вышемир.

— Боярин Валуй отличился, княже, — повернулся к нему Святогор. — Да токмо не с нами он. К дому в городе отвернул.

— Жаль. Похвалить хотел охотника удачливого… — Вышемир поколебался, наколол еще один приметный кусок, положил на хлеб, протянул брату: — Но ведь старшим среди них был ты, брат. Тебе главная благодарность.

— Спасибо брат, за уважение, — поднялся Святогор, принял опричное угощение.

— Любо княжичу! — поднял кубок Вышемир.

— Любо! — громко подхватили гридни и князя, и его брата.

Дружинники выпили, еще перекусили. Выждав, Святогор наполнил кубок до краев, поднялся:

— Предлагаю, други мои, выпить за отца моего и князя нашего, за храброго Всеграда, ныне в чертогах самого Велеса пирующего. Пусть хоть мыслями своими он разделит наш хлеб и вино!

— За князя! За Всеграда! — обрадовались гридни Святогора. Свита Вышемира здравицу поддержала, но с меньшим восторгом.

Князь муромский за отца все же выпил, поднялся:

— Гуляйте, други. Я же детинец обойду. Воздухом свежим перед сном подышу.

Вслед за правителем из трапезной выбрался и тихий, ничем не проявившийся за столом волхв.

— Ты видел, Радогост? — оглянулся князь, едва они вышли за дверь. — Он не прикоснулся к опричному куску! Даже малого кусочка не отрезал.

— Что же с того, Вышемир? Это же пир. Наверное, уже сыт.

— От опричного куска отказаться? Коли и сыт, однако же за оскорбление хозяина сие любой сочтет! — ускорил шаг князь.

— Ты рано ушел. Может статься, он вкушает твою награду сейчас.

— Нет, волхв, — мотнул головой Вышемир, — не станет он есть мяса из моих рук. Боится Святогор. Боится, что я его отравлю! Мысли же такие лишь в том уме появляются, который сам недоброе замышляет…

Чуть не сбив в своей стремительности дворовую девку, князь вышел на крыльцо, глубоко вдохнул:

— Хорошо здесь вечером. Прохладно… — И тут же продолжил: — Скажи же, Радогост, что мне делать? Брат мой супротив меня дурные мысли носит. И я о сем тоже забыть не в силах. Что мне делать, волхв? Ты же самый мудрый в городе нашем… Ну, так скажи!

— Вот, возьми. — Радогост снял со своей шеи подвешенный на красном шнуре деревянный диск, на котором множество змей бились вокруг одинокой головы. — Амулет сей самой Триглавой заговорен, мощью ее и незыблемостью. Пусть он и женской силой пропитан, однако же тебе тоже пользу принесет. Коли сомнения одолеют, душа в тревоге дрогнет, прикоснись губами к змеевику, возьми крупицу ее силы. С нею к тебе и покой, и мудрость княжеская вернется.

Князь принял амулет, поцеловал, повесил себе на шею и склонил голову:

— Благодарю тебя, мудрый волхв. Умеешь ты ношу мою в трудный миг облегчить. И все же тревожно мне отчего-то… Прочитай заговоры свои, обойди стены. Защити город ночной от лихоимства, сглаза и нежити голодной.

— Все сделаю, княже, — положил руку ему на плечо Радогост. — Отдыхай спокойно. Стража у нас крепкая, и чар защитных никто одолеть не в силах. Иди к жене, отдыхай.

* * *

На рассвете Ротгкхон постучал в ворота чилигинского двора. Деревня всегда просыпается рано, и изнутри уже доносились шумы и голоса.

— Кто там?! — сразу ответили ему.

— Лесослав.

— К двери ступай, сейчас открою…

Вербовщик поднялся на крыльцо. Почти сразу отворилась створка, из сеней на воздух вышел босой, но в рубахе и портках, селянин.

— Здрав будь, Чилига, — кивнул ему Ротгкхон.

— И тебе не хворать, мил человек. Чего ищешь ни свет ни заря?

— Тебя и ищу. Зимава сказывала, ты в селении мужчина самый уважаемый и знающий, самый зажиточный. Посему к тебе и просьба…

— Сказывай, — приосанился от такой похвалы селянин. — Коли смогу, подсоблю, чем в силах.

— Ты ведь знаешь, Чилига, невеста моя сирота, богатством похвастаться не может. Венчаться мы сегодня собрались, а нам ни угощения собрать, ни сестер ее одеть…

— Значит, все-таки женишься, не передумал? — удивился мужик.

— Обет данный нарушать — это себя не уважать в первую очередь, — уже в который раз ответил вербовщик. — Обещал — значит, женюсь. Не в этом главная моя забота. Гостей мне надобно приветить, кои поздравить нас захотят. А еще надобно мне телегу и лошадь где-то найти. Намедни князь ваш в дружину меня позвал, грех отказываться. Чтобы в Муром перебраться, повозка нужна и припасы в дорогу.

— Не знаю, чем тут тебе помочь, — пожал плечами Чилига. — Хлопотно все это. Зело много всего зараз. Рази один управишься?

Ротгкхон положил руку на грудь и красноречиво сжал пальцы возле одной из золотых пуговиц.

— Вообще-то, есть у меня старая телега… — жадно блеснули глаза мужика. — До города доедет. И там еще не один год послужит, коли за осями следить да дегтем мазать.

— Без лошади самая хорошая телега никакой пользы не принесет.

— Это да, Лесослав… — Мужик моментально вспомнил имя гостя. — Однако же у Туряка ныне кобыла

Вы читаете Наследник
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату