дубовые чурбаки и глубоко погрузилась в охапки хвороста, сложенные под килем. На поднятой мачте полоскался на ветру парус с красным крестом — древним амулетом путешественников, — палуба и скамьи были выстелены коврами, заставлены бочонками с вином и медом, завалены караваями хлеба, жирными окороками, обледенелыми куриными полтями из погребов. Всем тем, чем князю предстояло угощать своих родичей, друзей и верных воинов, ушедших в Золотой мир раньше него.
Неподалеку от ладьи стояли длинные ряды столь же щедро накрытых столов. Возле них все хлопотали дворовые девки и служки, поднося из погребов и от детинца новые и новые блюда с угощениями, миски, бочонки и кувшины. Они еще выставляли последние ковши, выкладывали на подносы соленые огурцы, длинные перья лука, моченые яблоки — когда из города послышался многоголосый женский плач, быстро становящийся все громче и громче. Засуетившись, дворня торопливо закончила работу и вдоль рва, вырытого под высокой, рубленной клетями деревянной стеной, ушла от стола в сторону реки.
Плач же достиг ворот. Дружинники вынесли на подъемный мост князя Всеграда, в дорогом облачении восседающего на кресле, с помощью двух слег превращенном в носилки. Четверо ратников в красных плащах поверх кольчуг, в алых сафьяновых сапогах и островерхих шлемах несли почившего правителя, позади шагали оба княжича, простоволосые, одетые в скромные одежды: рубахи и шаровары, заправленные в обычные поршни. Остальные воины показную смиренность не демонстрировали, но тоже были с непокрытыми головами и без брони — хотя, конечно же, остались при оружии.
Кресло правителя города поставили во главе стола, вытащили из-под него слеги. Сыновья остановились за спиной отца, остальные воины собрались на пустыре сбоку. Последними из города вышли волхвы: Радогост, повесивший голову и задумчиво перебирающий четки, за ним еще двое опытных служителей богов, возраст которых выдавали седые волосы, а также несколько молодых ребят, тоже в перетянутых тонкими шнурами рубахах, но бритых наголо, безусых и безбородых. Двое из них несли за широкие ручки огромную медную братчину. Плакальщицы остались в Муроме — для женщин на мужской тризне места не было.
Братчину ученики волхвов водрузили на стол перед князем. К ней подступил Радогост, трижды провел кругом над ней ладанкой с древними амулетами:
— Не быть в сосуде сем дурным мыслям и злым помыслам, быть в нем токмо чести, славе и единению, — проговорил он, — силами Хорса и Белбога, словом Свароговым, рукой Мариной, волей Триглавы заклинаю тебя от чужой силы, черного духа, дурного глаза и кривой лихоманки. Быть тебе сосудом храбрости и единокровия.
По его знаку ученики споро наполнили братчину ставленым хмельным медом из дубовых бочонков, отступили. Радогост поднял княжескую руку, ненадолго прикоснулся ею к одной из ручек, вернул обратно на подлокотник, повернулся к воинам:
— Князь пред дальней дорогой за службу верную вас благодарит, храбрые витязи, храбрости неизменной и здравия вам желает. Испейте с ним последнюю братчину, верные воины!
Волхв отступил, его место занял Вышемир, взялся за огромную чашу:
— Ты был лучшим примером для нас, отец. О твоей храбрости и мудрости гусляры станут слагать былины веками. Пусть твой новый дом станет лучше прежнего… — Он напрягся, с видимым усилием оторвал братчину от стола, сделал глоток, поставил обратно.
— Спасибо за учение, отец, — кивнул Святогор. — Постараюсь достойно нести звание твоего сына.
Он отпил и уступил место у чаши старому Дубыне, служившему Муромскому князю еще до рождения княжичей.
— Доброго пути тебе, друже, — крякнул воевода, берясь за чашу. — Присмотри там и для меня местечко. Мыслю, скоро и моя пора настанет…
Так, по кругу, из рук в руки, братчина и прошла от дружинника к дружиннику, от одного воина к другому, от умудренных опытом воевод до новика, всего месяц назад приехавшего из стольной Русы искать славы в южном порубежье. Однако, поскольку каждый ратник делал лишь по маленькому глотку, братчина завершила свой круг изрядно полегчавшей, но не пустой. Радогост снова коснулся рукой князя рукояти огромной чаши, сказал:
— Здравницу князь провозглашает своей дружине! — И отступил.
— Спасибо, отец. — Вышемир уже с легкостью поднял сосуд, немного отпил, передал братчину младшему брату.
Тот тоже кивнул:
— Не забывай нас, отец! Не оставляй своей поддержкой и вниманием. — Отпил, передал дальше.
После недолгого путешествия громадный кубок остался в руках боярина Гродислава — именно он сделал последний глоток. Дружинник отнес братчину во главу стола и поставил перед князем. Радогост кивнул. Его ученики поднесли и наложили на борт ладьи сходни. Четверо оружных воинов снова взялись за кресло, взнесли его на судно, поставили перед мачтой. Следом за ними поднялся волхв, склонился к уху почившего правителя и, чувствуя себя полным дураком, стал рассказывать Всеграду, как правильно найти дорогу в Золотой мир, какие на пути мертвого могут встретиться ловушки, как пересечь Калинов мост, где можно отдохнуть, а где не стоит задерживаться. Разумеется, глупо объяснять все это тому, кого на глазах всего святилища призвал сам могучий Велес, кого увела за руку повелительница Мара. Князь уже давно восседал по одесную от скотьего бога, среди славных предков и побратимов… Однако обычай есть обычай, и отступать от него Радогост не хотел.
Наконец волхв выпрямился, сошел вниз, и ученики тут же убрали сходни.
Боярин Гродислав расстегнул поясную сумку, вынул огниво, трут, ломтик бересты. Высек искру, раздул, запалил полоску коры, поднес ее к факелу, скрученному из вымоченного в горячем бараньем жире рогоза. Тот быстро и жарко разгорелся. Воин подошел к ладье, отвесил бывшему повелителю низкий поклон:
— Прощай, княже… — и пошел вокруг корабля, через каждые два-три шага запаливая хворост. Когда он вернулся к остальным дружинникам, погребальный костер уже полыхал, выбрасывая языки пламени выше крепостной стены и превращая последние дары, угощение для мертвых, сокровища князя и его самого в густой черный дым, уходящий в небеса длинным и широким, черным сальным языком…
— Есть контраст! — доложил пилоту транспорт.
— Что там? — переспросил Ротгкхон, допивая в пищевом отсеке фруктовую мешанину, именуемую в каталоге как «сок густой, аналоговый». Ничего натурального этот напиток и близко не напоминал, но на вкус вербовщику нравился. Сладко-кислый, с желтой мякотью, хорошо утоляет жажду. Чего еще от сока требуется?
— При сканировании планеты в атмосфере обнаружено вытянутое черное пятно с тепловой точкой у основания.
— Типа «костер»? — усмехнулся пилот.
— Очень крупный. Очаг локальный, стихийным пожаром не является.
— Хочешь сказать, нам уже повезло? Дай картинку! — Ротгкхон сел к столу и отставил опустевший стакан. Над столешницей появилась полусфера медленно катящейся влево зеленой поверхности, изрезанной реками, озерами, мысами и морями. В одном месте на фоне густой зелени и вправду просматривалось одинокое черное пятно, узкое с одной стороны и размытое с другой. — Дай картинку на основание облака!
Изображение прыгнуло вперед, сконцентрировавшись в указанной точке. Ротгкхон оценивающе склонил голову:
— Интересный паучок проглядывается. Овал с линиями внутри и расходящимися полосками снаружи. Похоже на город с прилегающими дорогами. Как считаешь?
— Вероятность высока.
— Вот и я так думаю. Выводи оптику на предел и стабилизируй для накопления резкости. Хочу подробную картинку.
— Выполняю, — согласился корабль.
Пилот, отвернувшись, прицелился стаканом в лючок утилизатора, метнул — но промахнулся. Сходил за стаканом, вернулся на место, метнул снова — и опять не туда. Не поленился сходить еще раз, и с третьей попытки попал-таки в цель.
